История слов
Переосмысление фразы, отрыв ее от своего первоначального номинативного значения или производственного назначения чаще всего, как подчеркивал в свое время еще А. Мейе, бывают обусловлены переходом ее в новую социальную среду. В этом переосмыслении фразеологических сочетаний очень важную роль играет многообразие значений и смысловых оттенков, присущее составляющим их словам, а также их звуковая форма. Процесс семантических изменений выражения зависит в равной мере и от действительности, от того или иного культурно-бытового уклада, строя вещей и действий, свойственных социальной среде, и от самой структуры речи этой среды, от проникающей этот язык, развиваемой им системы мировоззрения, от характера связей между словами и значениями, от внутренних форм слов.
В истории изменения значений фраз очень велика роль омонимии. Соприкосновение и столкновение однозвучных выражений приводит или к слиянию их, или к вытеснению омонима. Фразеологические омонимы, если они не разделены непреодолимой вещественно-логической пропастью, если они могут сблизиться по значению, нередко — с течением времени — становятся синонимами, а иногда, скрещиваясь, сливаются в одну неразложимую идиому, в одно устойчивое словосочетание. В этом процессе скрещения разных выражений интересны разные виды смыслового взаимодействия омонимов, разные мотивы социального устранения омонимии. Образование и сожительство омонимов вызываются прежде всего профессиональной дифференциацией труда и занятий в пределах класса, социальной группы. В условиях различного быта и производства могут возникнуть из однородных морфологических и лексических элементов фразеологические омонимы. Судьба их бывает различна. Одни из них выходят за границы своего профессионально-бытового контекста: их притягивают к себе созвучные слова и фразы общего литературного языка. При этом сближении нередко стираются узкопроизводственные черты профессиональной идиомы. Выражение подвергается обобщению. Вся фраза получает общее переносное значение, которым постепенно поглощается и парализуется ее бывшее узкопрофессиональное применение. Ярким и наглядным примером может служить история фразы идти в гору.
Выражение идти (пойти) в гору обычно значит: достигать все большего житейского преуспевания, приобретать вес, значение; возвышаться по положению. Значение этой фразы кажется непосредственно понятным в системе тех образов, которые окружают в русском языке представление о разных степенях благополучия. Степень счастья, благосостояния определяется высотой, отношением к вершине. Таковы выражения: на верху счастья, на верху блаженства, достигнуть вершины благополучия, катиться под гору (в переносном смысле), по наклонной плоскости и т. п. Например, в книге А. Е. Ващенко-Захарченко «Мертвые души» (Окончание поэмы Н. В. Гоголя. Киев, 1857) читаем: «И мы теперь покушаемся двинуться в гору, и у нас скоро будет процветать торговля» (с. 101).
У А. К. Толстого в пьесе «Смерть Иоанна Грозного»:
...Ведь Годунов
Так и глядит, как бы взобраться в гору!
Голицын:
Сел ниже всех, а под конец стал первый!
Ср. напротив — об ухудшении дел — идти под гору. У Даля в «Новых картинах русского быта»: «Дела Горячева шли быстро под гору. Долги его сокрушали, а он не унимался и мотал: хозяйство пошло еще гораздо хуже».
Однако другие примеры употребления фразы идти в гору указывают на то, что раньше ей были свойственны иные значения (см. сл. Грота — Шахматова, 1922, т. 3, вып. 1, с. 197). Ср. областное употребление выражения идти в гору: «вода идет в гору — вода прибывает»(Онеж.; прогр. № 262). Например, у Тургенева в романе «Накануне» (гл. 1): «Счастья! счастья! пока жизнь не прошла, пока все наши члены в нашей власти, пока мы идем не под гору, а в гору!» В этом примере из Тургенева идти в гору в противовес выражению идти под гору обозначает движение организма, жизни к расцвету, к зрелости, а не склон к угасанию. В романе Д. И. Стахеева «Духа не угашайте» (1896), описывающем быт купечества, выражение идти в гору применяется к ценам и обозначает: `расти, увеличиваться, подниматься'. Напр.: «Одни были веселы и при встрече перебрасывались короткими фразами.
— А цена-то ведь поднялась! В гору идет!
— Бог цену строит! Бог цену строит! — повторяли они несколько раз, самодовольно разглаживая бороды» (Стахеев, 1902, 1, с. 162); «Старик помолчал, задумчиво раскрыл табакерку и, держа между двумя пальцами щепотку, таинственным шепотом проговорил:
— Что-то томит его. Так надо думать, на счет воску жалеет: дешево продал, поторопился, а теперь цена в гору пошла. Жаден он и даже в значительной степени...» (там же, с. 202).
Таким образом, фраза идти в гору в зависимости от контекста меняет свои значения, выражает очень разнообразные значения и их оттенки. Проследить формы и принципы соотношения, смещения, взаимодействия этих значений интересно для понимания судьбы этого выражения. В «Словаре Академии Российской» (1806) под словом гора помещены такие сюда относящиеся фразы: «Лезть в гору, 1) *Упорствовать, не соглашаться на что, требовать многого. Он еще в гору лезет. 2) В простом употреблении значит: в знать приходить, богатеть. Он ныне в гору лезет. — Идти на гору. *Начинать жить, или жить первую жизни половину. — Идти под гору. *Приближаться к смерти, доживать последнюю половину жизни. Ты идешь еще на гору, а я под гору» (ч. 1, с. 1185).
В словаре П. Соколова (1834) выражение идти на гору отпадает, не включается во фразеологию и идиоматику слова гора. Причину легко уяснить, если обратиться к слову идти. Здесь, параллельно с фразой лезть в гору, словарь П. Соколова констатирует употребление фразы идти вверх, в гору — `возвышаться, становиться славным'. Ср.: идти вниз — `упадать; терять силу, славу' (1, с. 987).
Таким образом, фраза идти в гору как бы убивает выражение идти на гору, растворяет его в себе.
Но любопытно, что словарь 1847 г. не признает выражения идти в гору, не указывает его, целиком возвращаясь к традиции академических словарей конца XVIII — начала XIX в., и только несколько подновляет значения фразы идти на гору, отбрасывая устарелые. Здесь читается: «Идти на гору, зн. находиться в молодых или средних годах. Идти под гору, зн. доживать последнюю половину жизни. Ты идешь еще на гору, а я иду уже под гору. Лезть в гору, зн. возвышаться, входить в знать; богатеть, разживаться. Он нынче в гору лезет» (1, с. 277). Нетрудно заметить, что указанные П. Соколовым значения фразы идти в гору здесь вставлены в семантическую характеристику фразы лезть в гору. Иными словами, в исключении фразы идти в гору видна сознательная воля, видно отрицание ее литературности. Возникает вопрос, почему? Словарь Даля на этот вопрос ответить не может. Под словом гора здесь приводятся такие выражения: лезть в гору (или вгору)— выситься; жить в гору (вгору) и жить подгору— `мужать и стареться; или разживаться и мотать' (сл. Даля 1863, 1, с. 332).
Таким образом, фразы идти в гору Даль не приводит. Она укрепилась в общем литературном языке в 30—40-х годах XIX в. и вытеснила выражение лезть в гору не без борьбы. Ср. в переведенной Н. А. Полевым повести «Заколдованный дом»: «В это время Доктор шел в гору, прославлялся и богател». Однако Н. М. Карамзин, очень щепетильный в выборе выражений из просторечия, в письме к И. И. Дмитриеву (от 17 июля 1824) пишет: «Наше просвещение лезет в гору: то ли будет со временем!» Ср. в письме к нему же от 10 октября 1818 г.: «...я уже стареюсь и смотрю не на гору, а в нору» (Карамзин, Письма к Дмитриеву, с. 375 и 250).
Но с 30—40-х годов XIX в. фраза идти в гору получает широкое распространение в разных стилях русского литературного языка.
Например, в повести Н. Полевого «Живописец»— в речи казначея: «...вместе служили у нашего Графа. Ему повезло: умен был; я не пошел в гору: уехал сюда, женился» (Полевой 1834, ч. 2, с. 18). У Ив. Панаева в «Эскизах. Из портретной галлереи» (1841):
«— Идет в гору!— сказал он, будто про себя и потряхивая головою.
— Да кто это такой, Сергей Никифорыч? — спросили у него гости почти в один голос.
— Это, изволите видеть, чиновник по особым поручениям при...
— Голова, нечего сказать!» (Панаев 1888, 2, с. 481).
В «Воспоминаниях старика» Н. И. Греча: «Эта женщина и жалкий муж ее были в общем презрении у двора и в публике, доколе племянник ее, князь Белосельский, не женился на падчерице графа Бенкендорфа: тогда и они пошли в гору» (Греч 1930, с. 501). У Тургенева в рассказе «Постоялый двор»: «Живо и толково принялся он за дело и, как говорится, круто пошел в гору». У него же в «Литературных и житейских воспоминаниях» (ч. 3. Гоголь): «Я не знаю причины, почему он не пошел в гору, не составил себе карьеры, как его товарищи».
У Мельникова-Печерского в романе «На горах»: «Ловкий инок в гору пошел при новом владыке и через малое время был поставлен в игумны Княж-Хабарова монастыря». В романе П. Д. Боборыкина «Василий Теркин»: «Нет, он любит успех сам по себе, он жить не может без сознания того, что такие люди, как он, должны идти в гору и в денежных делах, и в любви» (Боборыкин 1897, 9, с. 160); «И не об одном личном ходе в гору мечтал он, сидя под навесом рубки на складном стуле» (с. 162); «В гору пошел... Крупным дельцом считаешься» (с. 303) и др. В романе Боборыкина «Китай-город»: «Калакуцкий давно занимался подрядами и стройкой домов и все шел в гору».
Напрашивается вывод, что выражение идти в гору проникло в литературный язык извне, из такого социально-группового диалекта, который до 20—30-х годов XIX в. был далек от господствовавших стилей литературной речи. Хотя в кругу образов карьеры, благополучия, материального процветания как подъема вверх, на гору, фраза идти в гору выступает как одно из естественных звеньев большой лексико-фразеологической цепи, однако в этой семантической атмосфере она прочно осела лишь в 30-х годах XIX в., после того как она окончательно вырвалась из узкого профессионального обихода, эмансипировалась от своего «производства» и подверглась метафорическому переосмыслению (ср. в «Воспоминаниях» Ф. Ф. Вигеля: «С легкой руки моей пошел он в гору, только поднялся невысоко» — Вигель, 2, с. 128).
Выражение идти в гору вошло в общую разговорную речь интеллигенции в первой трети XIX в. из картежного арго. «Новейший русский карточный игрок или полное и ясное описание употребляемых в лучших обществах Русских народных и вообще всех забавных игр в карты...» (СПб., 1809) пишет об «игре в горку»:«Горка есть одна из известнейших картежных игр, в настоящее время в России употребляемых, и несмотря на то, что состав игры сея, основанной совершенно на счастии, столь завлекателен, что при малейшей горячности, а особливо в случае проигрыша можно проиграть в нее в несколько часов весьма большую сумму, она имеет множество своих приверженцев, а особливо между людьми среднего состояния, которые занимаются ею чем с большим проигрышем, тем с большим удовольствием» (ч. 2, с. 69). Состоит эта игра в следующем. Игроки перед каждой партией ставят на кон деньги по условленной ставке. Сдается всем по четыре карты, из которых две у каждого игрока остаются открытыми. Ценность, сила карт зависит от их подбора по мастям и одинаковым фигурам (наподобие покера). Игрок, у которого нет надежды выиграть, пасует. Напротив, тот, у которого карты образуют какую-нибудь из сулящих выигрыш комбинаций, идет в гору». «Идти в гору, — пишет «Новейший русский карточный игрок», — значит выложить на кон какую-нибудь сумму, которая однако же должна быть не менее одной ставки» (ч. 2, с. 76). Для того, чтобы обозреть весь круг ассоциаций, связанных с «выходом в гору», не мешает привести еще такие цитаты из «Новейшего... игрока»: «Выигрыш игры сей, зависящий более от отважности и бодрости игрока, бывает часто на стороне тех, кои во все состояние партии, случается, не имели никаких хороших карт, тогда как напротив того робкий и сомнительный проигрывает и с весьма хорошими картами... находя себя не в состоянии противостоять кому-нибудь другому, лучше совсем нейти в гору, нежели ступивши два, или три раза отказаться» (ч. 2, с. 77—78). «Ежели вы видите, что у всех на вскрыше (то есть открыты) такие карты, с которыми никак не может быть хорошей игры, тогда как у вас старшая четверинка (т. е. четыре одинакового названия старших карты, напр., четыре короля. — В. В.),в таком случае можете идти в гору сколько вам угодно, наблюдая однакоже умеренность, дабы прочие игроки вдруг не спасовали, и оставшись разыгрывать вдвоем однюдь не прибегайте сами к постыдному для вас в сем случае миру, но наступайте на противника вашего столь сильно, чтоб он нашелся принужденным отказаться» (ч. 2, с. 78).
Таким образом, выражение идти в гору (т. е. смело добиваться выигрыша, торжествуя над спасовавшими партнерами, над отступившими соперниками, имея шанс на удачу) — это выражение, проникая через мещанский слой, через мелкую буржуазию в язык интеллигенции, каламбурно сплетается с фразой лезть в гору и, отрываясь от узкого контекста карточной игры, а с бытовым угасанием игры в горку и вовсе порвав все связи с карточной игрой, усваивает, ассимилирует себе значение фразы лезть в гору и вытесняет ее.
Яркой иллюстрацией такого каламбурного сплетения (контаминации) выражений идти в гору и лезть в гору могут служить строки П. А. Вяземского из стихотворения «Выдержка» (1827), которое изображает действительность метафорами картежного языка:
Поищем по себе игорку,
Да игроков под нашу масть:
Кто не по силам лезет в горку,
Тот может и впросак попасть.
В пародическом стихотворении «Игра Бостон» (1802) по случаю учреждения восьми министерств:
А ты, холоп виновой масти,
Вязмитинов, какой судьбой,
Забывши прежние напасти,
Ты этой занялся игрой?
Ты человек, сударь, не бойкий,
Знавали мы тебя и двойкой;
Теперь, сударь, фигура ты!
Но не дивимся мы нимало:
Всегда то будет и бывало,
Что в гору лезут и кроты»99.
О тесной связи выражения идти в гору с его первоначальным, карточным значением еще в литературном языке 30-х годов говорит такая цитата из фельетона Н. Полевого «Небольшие разговоры, и заметки дел вседневных» (Новый живописец общества и литературы, составленный Николаем Полевым, 1832, ч. 2): «Банк есть игра молодежи: лихая, либо пан, либо пропал; думать много не надобно; направо, налево, иди в гору, когда везет; гни то, что есть в руках: чем больше гнешь, тем больше получишь» (с. 51). Ср. у И. И. Панаева в очерке «Провинциальный хлыщ»: «Что Броницын? все лезет в гору?..» В «Петербургских трущобах» В. В. Крестовского при изображении игры в карты в тюрьме: «Жирмашник (гривенник. — В. В.) под вас.
— Ой, барин, пужать хочешь! У самого, гляди, пустая! Ну, да лады — под вас ламышник (полтинник. — В. В.).
— Стало быть, в гору? Да нешто и впрямь тридцать два с половинкой? Ой, гляди, зубы заговариваешь, по ярославскому закону!»
Статья ранее не публиковалась. Сохранились рукопись и машинопись (12 страниц) с авторской правкой. Печатается по машинописи, сверенной и уточненной по рукописи. К выражению идти в горку В. В. Виноградов обращается также в «Очерках по истории русского литературного языка XVII — XIX веков»: «...переосмысляется на общелитературный лад, получая метафорическое истолкование на основе образов возвышения, верха и вершины как предела благополучия, фразовое сочетание идти в гору (первоначально к этому выражению примешивались ассоциации из карточной игры в горку, процветавшей в мещанских кругах: гора, горка — кон, банк, который остается на руках у того, кто дольше всех идет в гору. [Далее следует сноска:] Ср., с одной стороны, каламбурное употребление игорной фразеологии П. А. Вяземским в стихотворении «Выдержка» (1827):
Поищем по себе игорку,
Да игроков под нашу масть:
Кто не по силам лезет в горку,
Тот может и впросак попасть...
с другой стороны— изменившуюся семантику выражения идти в гору в языке второй половины XIX в.» (Виноградов, Очерки, 1982, с. 469). — В. Л.
99 Воспоминания Андрея Михайловича Фадеева // Русск. архив, 1891, № 2. С. 296.
3W.SU ©® 2015