Љоллектив и личность. ђоссиЯ - страна с глубокими и устойчивыми традициЯми. Ћни - ее богатство. ‘табильность социальной структуры российского общества и государственных форм, быта и духовной культуры поразительны и заслуживают самого глубокого уважениЯ. Џорожденные во многом относительной изолЯцией страны, они сами становЯтсЯ ее составлЯющей.

      Џродолжением и одновременно обеспечением традиционализма русской духовной культуры стал ее коллективизм. ‚ „ревней ђуси крестьЯнскаЯ община (мир, вервь) обладала непререкаемым и нерушимым авторитетом. Ќа протЯжении столетий она оставалась самым общим консервативным началом жизни общества. €менно коллектив, его памЯть были носителЯми традиции и ее защитниками. ‚ городе коллективистские тенденции находили воплощение в народном вече.

      Љоллективизм, присущий нашей духовной культуре, породил целый рЯд черт, которые характеризуют русское общество с древнейших времен до сего днЯ.

      ‚ первую очередь, это - отрицание ценности личности. Ќасколько оно глубоко, показывает хотЯ бы то, что подавлЯющее большинство людей „ревней ђуси анонимно - если не буквально, то по существу. „аже называЯ имена, источники, как правило, не сохранЯют почти никаких сведений об их личных качествах. ‘ большим трудом, да и то далеко не всегда, удаетсЯ разыскать их биографические данные. ‹ичности всех оказываютсЯ ТпоглощеннымиУ одной ‹ичностью - государем. Ќаши представлениЯ о многих выдающихсЯ деЯтелЯх русской истории имеют Явно ТмифологическийУ характер.

      ’радициЯ ТобезличениЯУ закреплЯлась экономическими факторами. Ќа всем протЯжении русской истории господствовали коллективные формы собственности на землю: общиннаЯ, монастырскаЯ, государственнаЯ. —астнаЯ собственность, как уже отмечалось, не получила здесь такого распространениЯ и ТвесаУ, как в западноевропейских странах.

      ‚ласть и личность. ЉоллективнаЯ собственность и авторитет Тобщественных собранийУ на ђуси вызвали к жизни представлениЯ о том, что управлЯть жизнью общества может только какаЯ-то внешнЯЯ сила, стоЯщаЯ над всеми и не подчинЯющаЯсЯ никому. Ћснова подобных представлений крылась, как это ни покажетсЯ странным на первый взглЯд, в специфике самой коллективной формы управлениЯ обществом.

      ЌесмотрЯ на то, что преданиЯ о первых шагах древнерусской государственности как описаниЯ конкретных событий врЯд ли заслуживают довериЯ, тем не менее, в них сохранились воспоминаниЯ о каких-то реальных фактах. ‚ частности, не исключено, что среди первых восточнославЯнских правителей преобладали (так же, как и в славЯнских странах) воины-иноземцы - иногда захватчики (Љий), иногда специально приглашенные длЯ этого (ђюрик). Џриглашение кнЯзей Тсо стороныУ представлЯлось вполне нормальным (если не закономерным) Явлением в условиЯх формированиЯ государства.

      ‚ечевые порЯдки позволЯли решать вопросы лишь определенной степени сложности. €нтересы мелких территориальных объединений, представленных на вечевой сходке главами семейств и общин, стоЯли выше общих интересов нарождавшегосЯ сообщества. Џоэтому по мере расширениЯ такого сообщества все больше становилась опасность перерастаниЯ коллективного принЯтиЯ решений в открытый конфликт между общинами. ‚спомним, что изгнавшие в свое времЯ варЯгов новгородцы вынуждены были просить их вернутьсЯ из-за внутренних конфликтов. Џри вечевом порЯдке решениЯ общих проблем большое общество несло в себе опасность больших конфликтов, необратимой дезорганизации, катастрофы.

      Џредотвратить конфликт мог специальный институт, стоЯвший над интересами составлЯющих. ‚ыразителЯми не локальных, а общих интересов в гораздо большей степени были способны стать люди, не входившие ни в одну из Ячеек, из которых складывалось новое социальное объединение. ѓосударство, представленное такой группой лиц или одним человеком, становилось мощным институтом, консолидировавшим общество, способным Тсудить по правуУ, организовать совместные действиЯ отдельных родов (племен) по обороне своих земель либо по освоению новых территорий или контролю над торговыми путЯми (что в условиЯх ‚осточной …вропы приобретало особое значение).

      Ћтчуждение властных функций от общества вело к дальнейшему отрицанию роли личности ТрЯдовогоУ человека. ‘оответственно угасала и потребность личности в свободном волеизъЯвлении как осознаннаЯ и принЯтаЯ обществом ценность. Њало того, опираЯсь на коллективистские традиции, общество активно подавлЯло попытки такого волеизъЯвлениЯ, если они все-таки поЯвлЯлись. €так, всем членам древнерусского общества, кроме самого правителЯ, в свободе отказывалось. ‚ итоге это вело к персонификации власти - отождествлению властных функций с конкретной личностью, выполнЯющей их. ‘тановЯсь правителем, человек выделЯлсЯ из общества, поднималсЯ над ним. Џодобные тенденции нашли вполне определенное выражение уже в деЯтельности ЂндреЯ Ѓоголюбского, попытавшегосЯ первым из древнерусских кнЯзей стать ТсамовластьцемУ.

      Ћднако деспотическаЯ персонифицированнаЯ власть представлЯла самую серьезную опасность длЯ ее носителЯ. ’от же Ђндрей ћрьевич Ѓоголюбский поплатилсЯ жизнью за попытку ее установлениЯ. …сли дружинники могли ТотъехатьУ от неугодного кнЯзЯ, с которым находились в договорных вассально-сюзеренных отношениЯх, то ТмилостникиУ такой возможности были полностью лишены. Ћни не были равны с ним по положению, не ездили с ним в полюдье, а были слугами, получавшими пожалование. €збавитьсЯ от деспотического господина они могли только одним путем - физически устранив его.

      ‹ичность и свобода. ЏонЯтие свободы в русской духовной культуре имело особое наполнение. Џрактически оно всегда воспринималось как не-зависимость, свобода от чего-то или кого-то. ‘амо праславЯнское слово *sveboda свЯзано с церковнославЯнским сбьство или собьство - ТpersonaУ, в котором корень *svobь происходил от svojь (ср. ТсвойУ) и обозначал положение независимого от старших, самостоЯтельного члена рода.

      Њесто личной свободы (в европейском смысле слова) в российской духовной культуре занЯла категориЯ воли. €нтересно, что в русском Языке этим словом обозначаютсЯ и Твласть, возможность распорЯжатьсЯУ и Тсвобода, способность осуществлЯть свои желаниЯУ. Ћт него образованы слова ТвелетьУ, ТдовлетьУ, ТпозволитьУ, ТвластьУ.

      ‹юбопытно, что центральной фигурой древнерусской культуры, древнерусского самосознаниЯ чаще становилсЯ не победитель, а жертва. •арактерно, что первыми свЯтыми „ревней ђуси стали именно жертвы: ТневинноубиенныеУ братьЯ Ѓорис и ѓлеб, всЯ заслуга которых состоЯла в том, что они не противились собственному убийству. Џравда, организовано оно было их старшим братом, которому, естественно, следовало повиноватьсЯ беспрекословно! џрослав Њудрый, отомстивший за них убийце, такой чести не удостоилсЯ, хотЯ его собственный вклад в развитие русской государственности, и в развитие отечественного законодательства, и в христианизацию и просвещение ђуси несомненен.

      ‘ категорией жертвенности тесно свЯзаны и многие ТмессианскиеУ оценки событий отечественной истории в русских летописЯх. Ћни как бы заранее оправдывают те жертвы, которые были принесены во имЯ коллективных интересов. Љроме того, необходимость такой жертвы снимала с повестки днЯ вопрос об отсутствии личной свободы, а заодно и об ответственности за неоправданные потери. ‘тоило осознать необходимость жертвы - и добровольное согласие на свое заклание превращалось в высшую свободу.

      ‹ичность и право. Ќа ранних этапах развитиЯ древнерусского общества чисто природное (Языческо-мифологическое понимание сущности человека освобождало нравственные оценки от чувства человеческой справедливости, т.е. от сознаниЯ вины. Љак известно, Тмифы не учат моралиУ. Њоральный закон эпического сознаниЯ охранЯл право индивидуального произвола Тсильной личностиУ. ‘ледовательно, целью, долгом и главной добродетелью эпического героЯ было безусловное осуществление своего индивидуального права. €наче говорЯ, во главу угла ставилась личнаЯ доблесть, но не совесть, что, как будто, неизбежно должно было вести к произволу.

      ЋтношениЯ людей в обществе регулировались народным обычаем. Љ обычным нормам относились как к нерушимым, свЯщенным установлениЯм, которые пользовались тем большим уважением и авторитетом, чем древнее они казались. Т‘таринаУ обычаЯ придавала ему силу. ђазумеетсЯ, в действительности с течением времени обычай трансформировалсЯ. Ћднако содержание обычаЯ исправлЯлось исподволь, отражаЯ перемены в жизни племени, по большей части помимо сознаниЯ людей. ‚ их памЯти обычай оставалсЯ как будто все тем же. ђадикальное изменение в принЯтой норме не допускалось. „а и образ жизни традиционного общества, менЯвшийсЯ более на поверхности, чем по существу, исключал сколько-нибудь серьезные сдвиги в праве. Ћбычное право - право консервативное.

      Ћднако по мере усложнениЯ общественной жизни потребовалось регулирование тех отношений, которые выходили за рамки обычного права, не подчинЯлись ему. Т‘ильные личностиУ (кнЯзь и его дружина) должны были прежде всего сформулировать нормы своих отношений с горожанами и крестьЯнами-общинниками, с которых они получали дань и которых они защищали (в том числе и от себЯ!). ’ем самым они не только закреплЯли формировавшиесЯ новые социальные традиции, но и гарантировали соблюдение определенных норм, ограничивавших их собственный произвол. ‘оздание таких правовых актов, защищало и тех, кто платил за несостоЯвшийсЯ набег, и тех, кто взимал такую плату.

      Ќасколько это было актуально, показывает конфликт между кнЯзем €горем и древлЯнами. Љак мы помним, попытка повторного взиманиЯ дани привела к убийству неудачливого ТрэкетираУ. Ќепосредственным следствием происшедшей трагедии была сериЯ законодательных мероприЯтий его вдовы, кнЯгини Ћльги. Љак пишет летописец, ей пришлось проехать по платЯщим дань территориЯм, ТуставлЯющи уставы и урокиУ.

      Ќа смену витально-эгоистическому принципу ТхочуУ в отношениЯх между тем, кто стоЯл над обществом, и самим обществом шел сознательно-волевой принцип ТнадоУ. Ћсуществление этого принципа должно было основыватьсЯ на определенной системе ценностей, до того момента, видимо, отсутствовавших в обществе (во всЯком случае в Явном виде). Ћбычное право, тысЯчелетиЯми до того регулировавшее отношениЯ между людьми, было теперь дополнено записанным правом, которое исходило не только из устной и обрЯдовой традиции, но и из традиции письменной. Ћбычай получил подкрепление и развитие в Т‘вЯщенном ЏисанииУ, откуда (нарЯду с памЯтниками византийского законодательства) по преимуществу черпались новые правовые нормы.

      Џервым из дошедших до нашего времени памЯтником такого ТбумажногоУ права стала ТђусскаЯ ЏравдаУ. “же само ее название включало слово (ТправдаУ), от которого образован чуть ли не весь современный правовой лексикон - ТправоУ, ТсправедливостьУ, ТправотаУ, ТправлениеУ и даже ТправедныйУ. Њежду тем, его первоначальное значение, в котором оно бытовало в „ревней ђуси, существенно отличаетсЯ от нашего пониманиЯ того, что стоит за словом ТправдаУ. Ћтсюда и обыденное представление о несправедливости того мира. —то же оно означало?

      Љорень *pro-, видимо, праиндоевропейский. ЏогружаЯсь с помощью сопоставлениЯ родственных Языков в глубины времени, этимологи выЯснили, что наиболее ранними его значениЯми были Тсильный, выдающийсЯ (по силе или изобилию)У, позднее к ним присоединились ТдеЯтельный, смелый, стоЯщий впередиУ, затем Тоблеченный властью, имеющий правоУ и, наконец, Тдобрый, честный, порЯдочныйУ. ‚ „ревней ђуси первое из указанных значений скорее всего было доминирующим. Љстати, именно поэтому деснаЯ рука, как более сильнаЯ у большинства людей, называетсЯ у нас правой. Џредставление о праве и правде традиционно свЯзано по смыслу с понЯтием силы, насилиЯ.

      “становление правоты у народов традиционных культур, в том числе и у наших предков, было тесно свЯзано с представлением о божественной справедливости. ѓлавное заключалось не столько в том, чтобы установить, кто виновен, а кто - нет, сколько в том, чтобы выЯснить, получили ли действиЯ человека санкцию высших сил, соответствуют ли они благу, недоступному непосредственному человеческому восприЯтию и пониманию. Џоэтому решение правовых вопросов сплошь и рЯдом опиралось не на точно сформулированную человеком правовую норму, а на то, было ли совершено то или иное действие по Ѓожьему соизволению, ТпопущениюУ или нет. Ћтсюда - широко распространеннаЯ практика решениЯ судебных тЯжб путем ТЃожьего судаУ: испытанием железом, водою или судебным поединком (ТполемУ). Џобедитель наглЯдно доказывал, на чьей стороне Ѓог, а потому был правым. …му и вручалась ТправаЯУ грамота - судебное решение. Џотерпевший же поражение (ТубитыйУ, по терминологии XV-XVI вв.) признавалсЯ виновным или проигравшим. Џрактика судебных поединков существовала на ђуси по крайней мере до середины XVI в.

      „аже роль свидетелей (ТвидоковУ или ТпослуховУ) сводилась к тому, чтобы свидетельствовать не столько То фактеУ, сколько о Тдоброй славеУ того лица, на чьей стороне они выступали в суде. ’ем самым, их функциЯ, видимо, состоЯла прежде всего в оказании ТморальнойУ поддержки истцу или ответчику. € такаЯ поддержка обуславливалась не знанием истины и стремлением ее продемонстрировать, а свЯзЯми с человеком, который привлекал их длЯ участиЯ в судебной тЯжбе на своей стороне. –елью процесса было не выЯснение и доказательство фактов - они казались самоочевидными или становились таковыми в результате принесениЯ соответствующих клЯтв и совершениЯ необходимых действий. ‘уда как инстанции, призванной установить истину, в „ревней ђуси, очевидно, не существовало. …го заменЯл процесс состЯзаниЯ между тЯжущимисЯ. ‘уд же был призван следить за строгим и неуклонным соблюдением ими Тправил игрыУ. Њысль €. •ейзинги о том, что у древних народов судебнаЯ тЯжба в значительной мере представлЯла соревнование в буквальном смысле слова, дававшее участникам чувство морального удовлетворениЯ само по себе, независимо от его исхода, может быть вполне отнесена к древнерусскому судопроизводству.

      „ругой отличительной чертой древнерусских систем права было то, что Тправый [верный] судУ мог быть таковым, только если он происходил при строжайшем соблюдении всех процедур. Њалейшее уклонение от ТстандартаУ было чревато неудачей. ‘трожайшее следование всем детальным предписаниЯм процедуры считалось совершенно обЯзательным. Џредполагаемые современными исследователЯми объЯснениЯ судебных процедур и обычаев, нашедших отражение в Тђусской ЏравдеУ ТЊерилах ЏраведныхУ, ТЉормчих книгахУ и других подобных законодательных источниках, неизбежно имеют рационалистический характер. Ќеотъемлемой потребностью мышлениЯ человека нашего времени ЯвлЯетсЯ стремление найти какое-то истолкование тех или иных действий человека, основанное на Тздравом смыслеУ. Ћднако органически свЯзаны с сознанием, которое иначе воспринимало и осваивало социальный мир. Ќет никакой уверенности в том, что длЯ самих участников правовых процедур все в них было вполне понЯтно и они могли раскрыть значение каждого символа или символического действиЯ. ‚идимо, в таком объЯснении они вовсе не нуждались, а рациональное объЯснение, привычное длЯ человека нового времени, на самом деле ничего не объЯснило бы им. ќффективность и законность нормативных ритуалов не была свЯзана с их понЯтностью длЯ исполнителей. Љак уже отмечалось, главное заключалось в соответствии ТстаринеУ.

      •арактерной чертой обычного и раннего письменного права была его публичность. ‘истема такого права, опиравшаЯсЯ на детально разработанный формализм и всеобъемлющую ритуализацию его норм, представлЯла своего рода механизм ТвключениЯУ индивида в общество. ‘убъектом социальной деЯтельности выступала группа, к которой принадлежал индивид, выполнЯвший предписанные ему традиционные функции, следовавший категорическим императивам поведениЯ. —еловек „ревней ђуси - человек группы, органического коллектива, в котором он рождалсЯ и к которому принадлежал на протЯжении всей жизни. ‹ишь будучи членом этого коллектива, он мог пользоватьсЯ правоспособностью.

      ‚се перечисленные особенности древнерусской правовой системы в большей или меньшей мере продолжали существовать и в последующие времена. Ќа протЯжении нескольких столетий действовавшие на русских землЯх законы лишь дополнЯлись, оставаЯсь в основе своей неизменными. ’ак ТђусскаЯ ЏравдаУ XII-XIII вв. основывалась на Т‡аконе ђусскомУ, упоминавшемсЯ еще в начале X в. …е в свою очередь повторЯли Т‘удебникиУ 1497 и 1550 гг., а их - Т‘оборное “ложениеУ.

      ќтническое самосознание. Ћдной из важнейших характеристик человека любого мира, в том числе „ревней ђуси, было и остаетсЯ его представление о собственной причастности к определенному сообществу (этническому, политическому, конфессиональному).

      €сточники дают возможность хотЯ бы в общих чертах установить, к какой сообщности и как причислЯл себЯ древнерусский человек. Џервостепенное значение в этом играют летописные данные. Ћни позволЯют с большой долей уверенности полагать, что длЯ составителЯ и потенциального читателЯ летописи наиболее важной была причастность, во-первых к потомкам Ђдама, во-вторых к наследникам €афета, в-третьих, к христианам, в-четвертых, к славЯнам, в-пЯтых, к конкретной ветви славЯн (в том числе к потомкам того или иного племени восточных славЯн) и, наконец, в-шестых, к жителЯм определенного города или территории, примыкавшей к нему.

      ‚ ТЏовести временных летУ

      Љак считает этот же автор (Ђ.‘. „емин), летописцу было свойственно

      Тнаходить у каждого народа крупный географический ориентир расселениЯ, а не мелочно вычерчивать этнические границы. ...‹етописец сам сформулировал принцип свЯзи народов с приметными местами, подводивший к проблеме Тсвоего/не своегоУ: Тпо земле... где сЯдеше на которомъ месте ...на реце...У, ТживЯху кождо... на своихъ местехъ... на гореУ и пр. ... Ћднако в целом преобладал принцип предметно-ландшафтного ориентированиЯ, а не разграничениЯ. ...‚ общем выдерживалсЯ принцип: народ + крупный географический признак, подразумевавший Тсвое/не своеУУ.

      ќто были не точные политические, юридические либо Языковые категории ТсвоегоУ и ТчужогоУ, а сравнительно расплывчатые чувства и эмоционально-образные представлениЯ, проЯвлЯвшиесЯ отнюдь не терминологически и не в единообразных высказываниЯх. ‚ то же времЯ чувствуетсЯ, что летописец постоЯнно искал какие-то формальные критерии длЯ разделениЯ ТсвоихУ и ТчужихУ. ’аким источником, или во всЯком случае весьма существенным признаком был длЯ него Язык. ‚от что пишет об этот Ѓ.Ќ. ”лорЯ:

      Ћднако, как не трудно заметить, речь в данном случае идет прежде всего о письменном Языке, Языке книжной, в первую очередь христианской, культуры. ‘обственный Язык той или иной части славЯнского мира стал этническим ТмаркеромУ в более позднее времЯ. ‘огласно Ѓ.Ќ. ”лоре,

      Џока же фактор Языка служил лишь признаком принадлежности к предельно широкой, а потому и в значительной степени эфемерной, славЯно-христианской общности. Ќи собственно этническим, ни политическим этот критерий в сознании древнерусского человека не ЯвлЯлсЯ.

      ѓораздо более конкретным была длЯ него причастность к определенному довольно узкому городскому локусу.

      Џри этом, однако, возникает проблема выЯвлениЯ тех черт, которые позволили бы все-таки вычленить на страницах письменных источников представление древнерусского человека о своей принадлежности к некоей единой ТнародностиУ. „о тех по, пока такой, формальный, критерий не будет найден, придетсЯ согласитьсЯ с мнением цитированного выше автора, что

      ќто относитсЯ прежде всего к представителЯм ТнизовУ, не охваченных ТэлитарнойУ книжной культурой:

      ‚опрос о выЯвлении элементов самосознаниЯ собственно Тнародных массУ чрезвычайно сложен. Џрежде всего до сих пор не удалось определить круг источников, в которых их самосознание отразилось бы достаточно адекватно. Њне могут возразить, что такие тексты известны. ќто прежде всего фольклор, в котором особое место отводитсЯ былинам. ‚ частности, по мнению Ѓ.Ќ. ”лори,

      „анный тезис приемлем, если, конечно, отвлечьсЯ от того, что при этом остаетсЯ открытым вопрос: на каком основании тексты, повествующие о ТбогатырЯхУ и Тзаставах богатырскихУ, можно отнести к истории ђуси X-XI вв.? ‚едь сами эти слова поЯвились в источниках не ранее XIII в. ТЃогатыриУ, о которых рассказываетсЯ в былинах, - довольно позднее заимствование из тюркских Языков (Њ. ”асмер). ‘амые ранние упоминаниЯ его зафиксированы в €патьевской летописи (южнорусский свод конца XIII в.) под 1240, 1243 и 1262 гг. •арактерно, что в первых статьЯх с упоминанием ТбогатырейУ речь идет о монгольском нашествии (в частности, под 1240 г. оно присутствует в сочетании ТЃоуроунъдаии багатырьУ). ‘лово же ТзаставаУ впервые упоминаетсЯ в той же €патьевской летписи под 1205 г. в значении ТзасадаУ, а в значении ТотрЯд, оставленный длЯ охраны каких-либо путейУ, ТпограничнаЯ заставаУ - и вообще в XVII в.

      Љ тому же имена и отчества большинства героев былин (€льЯ, Ђлеша, Њикула, „обрынЯ Ќикитич и др.) - христианские, календарные. ЌарЯду с упоминанием обычных длЯ нас форм женских отчеств (Ђмелфа ’имофеевна, ‡апава ЏутЯтична, Њарфа „митриевна) это дает основаниЯ подозревать довольно позднее (не ранее XVI-XVII вв.) происхождение ТстаринУ, во всЯком случае в том виде, в котором они были записаны.

      ‘ледовательно, если восточнославЯнские фольклорные источники (а все они, повторю, сохранились лишь в записЯх нового времени) используютсЯ длЯ реконструкции ментальных структур ранней истории ђуси, то их привлечение должно иметь мощное теоретическое обоснование. Ћно должно объЯснить, в частности, что собственно позволЯет датировать эти тексты временем более ранним, нежели слова, из которых они состоЯт? Љак случилось, что лексические замены базового словарЯ устных произведений (о чем еще рассказывают наиболее ранние русские былины, как не о богатырЯх и богатырских заставах?) не повлиЯли на содержание ТстаринУ? €, наконец, на каком основании восстанавливаемые ментальные структуры датируютсЯ не временем бытованиЯ (и записи) данных фольклорных произведений, а временем их зарождениЯ? Ѓез решениЯ этих вопросов любые реконструкции представлений древнерусских ТнизовУ по былинным материалам могут рассматриватьсЯ, видимо, лишь как рабочие гипотезы.

      Џока же остаетсЯ согласитьсЯ с мнением Ђ.‘. „емина, который пишет:

      •арактерно, что эти новые ТтЯгостные представлениЯУ считает Ђ.‘. „емин,

      Џримечательно, что предложенное Ђ.‘. „еминым деление на ТсвоихУ и ТчужихУ точно соответствует уже обсуждавшемусЯ нами вопросу о том, что представлЯет собой категориЯ Тђусьской землиУ в древнерусских источниках. …сли вспомнить, что ТрусьскийУ (т.е. ТнашУ, в терминологии Ђ.‘. „емина) это и есть ТхристианскийУ, ТправоверныйУ, то ТвнезапноеУ превращение половцев во Тврагов нашихУ (читай: врагов христиан) точно соответствует общей эсхатологическй направленности ТЏовести временных летУ в статьЯх 1093-1096 гг... ‚ них половцы описываютсЯ как ТизмаильтЯнеУ, нашествие которых должно было непосредственно предшествовать приходу народов ѓог и Њагог, ТзаклепанныхУ Ђлександром Њакедонским где-то на севере до Тпоследних временУ...

      €з этого длЯ нас следует очень важный вывод: по всей вероЯтности, самосознание жителей „ревней ђуси (точнее элитарное самосознание) не имело собственно этнического или политического характера. ‘корее его можно отнести к этно-конфессиональным представлениЯм. ‚идимо, об этом не стоит забывать, когда речь заходит о древнерусском патриотизме и о любви к Тђусской землеУ.