Хиромантия

Г94 Древние майя.  Загадки погибшей цивилизации.- М.:  Знание, 1983.- 176 с.

Предисловие Автор этой книги Валерий Иванович Гуляев хорошо известен и советскому и зарубежному читателю как археолог широкого профиля.  Он плодотворно работает над целым  рядом  кардинальных   проблем  древнейшей  истории человечества,  таких,  как  становление   производящих форм экономики, формирование первых городов,  сложение классового  общества,  история ранних  цивилизаций.  При этом В.  И.   Гуляев обращается к материалам самых различных регионов земного шара, широко использует и собственно археологические данные,  и свидетельства письменных памятников разных народов, и показания этнографов.

Полевую^археологическую деятельность В.  И.   Гуляева  также  отличает весьма   широкий   территориальный    и  хронологический  охват  -  от погребальных памятников скифского времени Центральной и Южной  России до  поселений  первых  земледельцев   планеты  в  степях  и предгорьях Северной Месопотамии (Ирак).

Но при всей широте интересов, по моему глубокому убеждению, абсолютно необходимой для историка,  каждый исследователь должен иметь основной круг проблем,  характерный для  всей  его   деятельности.  Для  В.  И.

Гуляева  это  древнейшие  судьбы   Мезоамерики  - важнейшего и глубоко своеобразного  региона,  одного  из    первых   очагов   производящего хозяйства,  высокой  и оригинальной цивилизации индейских народностей майя, сапотеков, нахуа.

В последние  десятилетия  к  изучению   древней  истории   Мезоамерики закономерно   приковано   внимание    ученых   многих  стран.  Активно включились   в   разработку    основных   ее   проблем   и    советские исследователи.  В.  И.  Гуляев  по   праву  может быть назван одним из пионеров этого многотрудного,  но  весьма   перспективного  и  нужного дела.  Его  научные  и  научно-популярные   книги  впервые в советской литературе знакомят с важнейшими и увлекательными моментами  далекого прошлого  заокеанских  народов,  без   которых никакое представление о человеческой истории и культуре не  может   считаться  ни  полным,  ни объективным.

Этой же цели служит и новая книга, предлагаемая читателям.

В. И. Гуляев назвал, ее "Древние майя: загадки погибшей цивилизации".

И впрямь загадки,  а точнее - целая серия загадок, еще совсем недавно казавшихся   неразрешимыми.  Их   констатировали,  им  поражались,  их обсуждали,  создавали  чисто   умозрительные   гипотезы   и    легенды, обволакивавшие  подлинные  исторические   явления  подобно  тому,  как реальные остатки городов древних майя покрылись со времением  густыми зарослями  джунглей.  И  глава  за   главой  автор "вырубает джунгли", освобождает факты от легенд,  фантастики,   антиисторических вымыслов.

Начинает  он  с состояния самих источников наших знаний о цивилизации майя - материальных ее остатков,  показывая   соотношение  открытых  и исследуемых  ныне  археологами  реальных памятников с многочисленными легендами о "забытых" и "золотых" городах,  распространившихся  среди пришлых искателей нсживы.  И далее - загадки становления цивилизации, экономической ее основы, верований, наконец гибели.

Человек и природа в предельно тяжелых, глубоко специфических условиях Мезоамерики.   Вопрос   о   роли    природных  факторов,  в  частности сейсмических явлений,- в развитии цивилизации, подъеме одних и упадке других  ее центров;  вопрос,   рассмотренный предельно конкретно,- без преувеличений и абсолютизации,  но и  без   недооценки,  с  постоянной яркой    демонстрацией     творческой   роли   человека    в   процессе взаимодействия с природой.

Еще одна загадка:  традиционным  уже   стало  представление  о  крайне экстенсивном  характере  этой  экономики   и  прежде всего основной ее отрасли - подсечно-огневого земледелия.   Исследования В.  И.  Гуляева показали   глубокую  ошибочность   этого  представления:  им  выяснены многообразные   оригинальные   формы     земледелия    древних     майя (дренажирование болот,  посевы на разных уровнях,  сочетание мильпы с приусадебными  участками  и  т.  п.),    вскрыты   факторы   повышения плодородия,  доказана достаточно высокая продуктивность земледелия. В результате   читатель   получит    совершенно    новое,     объективное представление об экономической основе майяской цивилизации.

Огромную роль играли здесь и связи между различными,  зачастую весьма отдаленными друг от друга центрами древней   Мезоамерики,  связи,  как торговые, так и    культурные.    Фактические     доказательства   активного    и высокоразвитого мореплавания позволили   автору  именовать  создателей цивилизации  майя  "финикийцами   Нового Света".  Наконец,  сложнейшие вопросы  культурной  жизни.  Отражение   ее  в   мифах,   в   открытых археологами   ритуальных   памятниках,   остатках  сложных  магических обрядов.

Сколькими легендарными оболочками  покрылись   здесь  реальные  факты" Здесь   и  скопление  скелетов  людей   разного  возраста  и  пола  (в большинстве   своем   детей),     превращенное    в    "свидетельство" жертвоприношения  прекрасных  девственниц   -  "невест бога дождя",  и погребения царя в Паленке,  объясняемое небезызвестным Э.  Деникеном, как  доказательство  пришествия на грешную землю инопланетян и многое другое.  Факт за фактом освобождает В.  И.   Гуляев от  этих  оболочек историю  майя.  И,  обретя реальность,   факты часто оказываются много интереснее и  содержательнее  самих   фантазий  и  легенд.  Поэтому  я глубоко убежден, что многочисленные читатели с увлечением прочтут эту книгу,  которая заметно обогатит их знания о вкладе различных народов в человеческую историю, в сокровищницу мировой культуры.

Н. Я.   Мерлерт,  доктор  исторических   наук,  профессор,  заведующий сектором Института археологии АН СССР Глава 1 Погребенные в джунглях В середине XVI века,  когда наиболее развитые индейские государства в Мексике  и Перу были уже разгромлены конкистадорами,  а имевшиеся там баснословные  сокровища  вывезены  в    Испанию,   среди   европейских колонистов  все  чаще стали появляться слухи о таинственных "золотых" городах,  спрятанных в самой  глубине   непроходимых  джунглей  Нового Света.

Особенно упорно  твердила  молва о наличии таких городов в необъятных тропических лесах бассейна реки Амазонки - в Бразилии и Перу.

Четыреста лет  назад  некий  Франсиско    Лопес   на   основе   скупой информации,  полученной им от местных индейцев,   оставил для потомков красочное описание одного из таких  городов   -  Мано",  затерявшегося где-то  в  глухих  дебрях  Амазонки.   "Ма-Ноа,-  рассказывает Лопес,- расположен на острове посреди большого соленого озера.  Его  стены  и крыши  сделаны  из золота и отражаются в водах озера,  которое и само кажется поэтому золотым. Все блюда и тарелки во дворце... изготовлены из  чистого золота и серебра.  И даже самые незначительные предметы - либо  серебряные,  либо  медные...  В   центре  острова  стоит   храм, посвященный Солнцу.  А вокруг него помещены золотые статуи гигантских размеров.  Есть там и целые деревья, сделанные из золота и серебра, а статуя царя сплошь покрыта золотой пудрой".

В погоне  за призрачным богатством этих новых "эльдорадо" европейские завоеватели  исходили   вдоль   и    поперек   многие   гиблые    места Американского континента. Но слухи о сказочных царствах и заброшенных "золотых"   городах   оказались    весьма   далекими    от     реальной действительности.  Лишь  в  очень редких случаях удавалось обнаружить какие-то крохи легендарных сокровищ.  Однако и это  не  останавливало алчных  авантюристов.  Слухи  о   забытых индейских городах с завидным постоянством продолжали  циркулировать  в   испанских  владениях.  Эти города  помещали  то  в  Бразилии,  то в Перу,  то в Венесуэле,  то в Мексике.  Иногда они были пустыми и заброшенными. Но чаще всего молва объявляла  их  обитаемыми,  населенными   прямыми потомками создателей древних цивилизаций Америки,  живущими  по   своим  старым  законам  и поклоняющимися своим старым богам.

Таинственные "золотые" города,   погребенные в джунглях, были защищены от незваных пришельцев и  местной  гиблой   природой,  и  отравленными стрелами диких индейских племен - "охотников за черепами".  И хотя до сих  пор  все  попытки  найти    такой   "забытый"   город    неизменно заканчивались  неудачей,  в  этой   легенде,  бесспорно,  есть  и свое рациональное зерно. Руины десятков больших и малых "забытых" городов доколумбовой эпохи только за последние годы открыты в  глухих  дебрях Центральной  и Южной Америки:  например,   город-крепость Мачу-Пикчу в горах  Перу  или  огромное   городище    древних   майя   Цибилчалтун, обнаруженное  недавно  всего лишь в нескольких километрах от Мериды - столицы мексиканского штата Юкатан.  Но самые поразительные  открытия подобного рода, безусловно, еще ждут своих исследователей.

Более сомнительным   выглядит    утверждение   о   том,   что   в  этих "потерянных"  городах  все  еще   живут  индейцы  -   прямые    потомки создателей  древних  культур.  Однако и здесь следует воздержаться от категорических заключений. Можно смело утверждать,  что и под этим на первый  взгляд совершенно  фантастическим  слухом   имелась  когда-то вполне реальная основа. И доказательством тому служит удивительная история последнего независимого царства майя, укрывшегося в джунглях Северной Гватемалы, в районе озера Петен-Ица.

В один из весенних дней 1525 года сквозь чащу девственных тропических лесов Петена (Северная Гватемала) медленно пробирался отряд испанских солдат.  Впереди на рослом вороном коне ехал мрачный всадник.  То был дон Эрнандо Кортес,  победитель ацтеков, губернатор и генерал-капитан Новой Испании (Мексика и мала). Невидящим взглядом смотрел он на   зеленую  стену  джунглей,  и холодная  ярость переполняла его сердце.   Отряд шел на юго-восток,  к атлантическому побережью Гондураса,  туда, где незадолго до того была основана   новая   испанская   колония  -  Ибуэрас.  Первые   колонисты отправились в эти края морем,  на хорошо оснащенных  кораблях.  Общее руководство  столь  ответственной миссией Кортес поручил тогда одному из ближайших своих сподвижников - Кристобалю де   Олиду.  Сначала  все складывалось  как нельзя лучше.  Колония процветала.  Однако де Олид, обретя   неограниченную   власть,    решил   править    в     Гондурасе самостоятельно, не подчиняясь Кортесу.

Когда до  конкистадора  дошла  весть   об измене лейтенанта,  он решил лично возглавить карательную экспедицию,   выбрав для этого сухопутный маршрут.  Его  отряду  предстояло   пройти  сотни километров по горным хребтам,  болотам и джунглям,  по самым   глухим  и  безлюдным  местам Центральной  Америки,  где никогда не ступала еще нога европейца.  Но победителю ацтеков не были свойственны нерешительность  и  колебания.

15  октября 1524 года он с большой свитой отправился из города Мехико в далекий и опасный  путь.  А  несколько   месяцев  спустя,  преодолев бесчисленные трудности и потеряв почти половину своих солдат,  Кортес очутился в глубине лесов Петена,  там,  где за несколько столетий  до появления  конкистадоров  процветали   многочисленные города и селения майя.

Но все это великолепие кануло в Лету,  не оставив  после  себя  почти никаких  следов.  В  IX-Х веках н.  э.  в результате опустошительного вторжения  центральномексиканских  племен   и  глубокого   внутреннего кризиса  города  так  называемого "Древнего царства"' майя приходят в упадок и гибнут.  Резко сократившееся после войн и неурядиц население этих  областей  так  и  не  смогло впоследствии возродить былую славу пышных майяских столиц 1 тысячелетия  н.  э.   -  Паленке,  Иашчилана, Тикаля,  Копана.  И  тем  не  менее   жизнь не угасла здесь совсем.  К моменту появления европейцев на территории Южной Мексики  и  Северной Гватемалы существовали два крупных государства индейцев майя: Акалан со столицей Ицамканак и Петен-Ица (столица саль). Но конкистадорам было совсем не до исторических экскурсов и  изысканий.  Они равнодушно проходили мимо величественных руин забытых городов,  надежно укрытых от   посторонних  глаз  плотным покрывалом джунглей. Их  вела  вперед  только  одна   мысль - скорее вырваться из крепких объятий "зеленого ада" - центральноамериканской сельвы'.

Мрачные удушливые  джунгли   со    всех   сторон   обступили    горстку чужеземцев. Деревья-великаны смыкали свои гигантские ветви высоко над их головами,  почти не пропуская солнечных лучей.  Под ногами чавкала зловонная болотная жижа.  Гибкие лианы цеплялись за вьюки и амуницию, опрокидывая наземь зазевавшихся путников.

Тысячи опасностей подстерегали здесь людей буквально на каждом  шагу.

И  все  же  змеи,  москиты  и ягуары,   владыки центральноамериканских лесов,  казались совсем безобидными по   сравнению  с  самым  страшным врагом  человека  -  голодом.  А  он стал теперь постоянным спутником испанцев.  Жители редких лесных деревушек,   встречавшихся  иногда  на пути,   сжигали   свои  дома  и  .убегали   в  джунгли  при  появлении светлокожих чужеземцев, восседавших на спинах диковинных четвероногих животных.  Незадачливым  же  искателям   приключений  доставались лишь груды дымящихся  развалин  да  зеленые   початки  незрелого  маиса  на окрестных полях.

Положение становилось  уже  совсем отчаянным,  когда проводник-индеец вывел поредевший отряд Кортеса к берегу огромного пресноводного озера Петен-Ица. Посредине его, на острове, возвышались, сверкая на солнце, белоснежные стены и крыши  бесчисленных   языческих  храмов.  Это  был Тайясаль  -  столица  воинственных   майя-ицев,  переселившихся  сюда, согласно сообщениям испанских и индейских хроник,  с Юкатана,  еще  в XII-XIII   веках.   "Поселившись  в   этих  местах,-  пишет  испанский летописец  Хуан  де  Вильягутьерре   СотоМайор,-  ицы  укрепились   на островах и лагунах,  среди других племен, варварских и диких, хотя ни одно из них не было столь сильным  и   могущественным,  как  они".  Со временем   ицам   удалось  создать   здесь  большое  и  могущественное государство, наводившее ужас на своих ближних и дальних соседей.

Именно с  этими   воинственными    индейцами   и   предстояло    теперь встретиться конкистадорам.

Бедственное положение  испанского  отряда   и неприступность островной крепости майя-ицев заставили Кортеса отказаться от применения  грубой силы.  И конкистадор внезапно превратился в дипломата. На остров были отправлены местный рыбак, случайно захваченный испанцами на берегу, и проводник  отряда  -  житель  провинции   Масатлан.  Они  должны  были сообщить правителю майя  Канеку  о   мирных  намерениях  чужеземцев  и договориться  о  его встрече с Кортесом.   Вскоре проводник вернулся в сопровождении двух знатных вельмож из Тайясаля.

Кортес принял их очень радушно,  одарил подарками и попросил устроить ему  встречу  с  повелителем  майяицев.   "На другой день,- вспоминает Кортес,- на пяти или шести лодках прибыл Канек и с ним около тридцати человек...  Я  принял  его  весьма учтиво и,  поскольку в тот момент, когда он прибыл,  наступил час мессы, я приказал провести ее с пением и музыкой очень торжественно".

Видимо, католическая  месса  произвела   на  Канека не слишком большое впечатление.  Поэтому  он  немедленно   подвергся  яростной  атаке  со стороны  нескольких  испанских  монахов,   и  ему  пришлось  выслушать длиннейшую проповедь о вреде   идолопоклонничества  и  о   достоинствах христианской религии.  Затем на сцену вновь выступил Кортес. Ставки в этой  игре  были  слишком  высоки,  и   ловкий  испанец  был  на  диво красноречив.  Выспренные  слова  о   могуществе  и  величии испанского короля,  о  счастье  служить  ему   верой  и  правдой  чередовались  с восхвалением побед самого конкистадора в Табаско и в стране ацтеков.

В конце  концов  эта массированная идеологическая обработка,  видимо, все же дала свои  плоды:  Канек   добровольно  признал  себя  вассалом испанского короля и обещал уничтожить в городе всех языческих идолов.

Правитель майя-ицев  снабдил  испанцев   продовольствием  на несколько дней  пути,  вручил  Кортесу  в  виде   подарка  несколько  вещиц   из низкопробного   золота,  а  главное,   дал  ему  опытного  проводника, поскольку   выяснилось,   что    местные   индейцы   прекрасно    знают местонахождение   колонии  Ибуэрас  в   Гондурасе.  Пока  конкистадоры совершали длительный марш вокруг озера ПетенИца,   Кортес  по  просьбе Канека отправился смотреть Тайясаль. Многие  офицеры отговаривали его от этой поездки,  опасаясь коварства майя. Но все обошлось благополучно.

К сожалению,  испанский полководец не оставил никаких сведений  ни  о самом городе, ни о его жителях. В письме к императору Карлу V он счел нужным написать о посещении Тайясаля  всего   одну  скупую  фразу;  "Я провел  в  его  (Канека.- В.  Г.) городе вместе с ним весь этот день, отдыхая...  А с наступлением ночи я попрощался   с  ним  и  отплыл  на лодках  к берегу,  где нашел уже многих своих людей,  успевших обойти озеро по суше".

Подобное отсутствие интереса к столь необычному и яркому явлению, как целое  индейское  государство со всеми его характерными институтами и особенностями,  буквально поражает,  если не сказать  большего.  Ведь здесь,  в глухих лесах Петена,  Кортес, по сути дела, впервые в своей практике встретился и мирно  разошелся  с   представителями  одной  из самых высокоразвитых цивилизаций доколумбовой Америки.  И после этого у него,  столь красноречивого при других обстоятельствах,  не нашлось времени  и  слов,  чтобы рассказать об увиденном.  Его "забывчивость* становится  более   понятной,   если    вспомнить   слова   известного американского  историка  Уильяма Прескотта:   "Кортес никогда не писал слишком много о тех городах,  которые он видел. Для него один золотой песо был дороже всех древностей Анахуака"'.

Но прежде  чем оба предводителя расстались,   произошло одно на первый взгляд  крайне  незначительное  событие.    Кортес   попросил   Канека позаботиться о его вороном коне Морсильо, сильно поранившем себе ногу об острый сук во время марша по лесным  чащобам   Петена.  Конкистадор обещал  по  окончании похода в Ибуэрас прислать людей за своим конем.

Должно быть,  Канек принял диковинное для него животное со  смешанным чувством  благоговения  и  страха,  что   не укрылось от внимательного взора Кортеса.  Во всяком случае,  он написал впоследствии императору Карлу V: "Правитель обещал мне позаботиться о коне, но я не знаю, что он с ним будет делать".  Правда,  самому Кортесу так и  не  привелось узнать о дальнейшей   судьбе  своего  вороного.   Уладив  дела  в  Гондурасе, конкистадор предпочел вернуться в Мексику морем.   Таинственная страна майя-ицев  и  островной  город   Тайясаль  были  вновь  надолго забыты испанцами.  И лишь почти сто лет спустя история с конем Кортеса вновь выплыла на свет.

В 1618  году  из  Мериды,  столицы   испанских владений на полуострове Юкатан,  отправились на поиски  майяицев   два  монаха-францисканца  - Бартоломе  де Фуэнсалида и Хуан де Орбита.   Их вела вперед заманчивая цель - обратить в христианскую веру обитателей последнего  языческого государства  Америки.  По  мнению одного аЬторитетного историка,  оба монаха были "весьма  образованными   людьми...  хорошо  знавшими  язык майя".

Добравшись до  берегов  озера  Петен-Ица,   францисканцы  были радушно встречены майя.  Правитель Тайясаля Канек' разрешил монахам  посетить его  столицу  и  даже  позволил   вести  среди  ее  жителей пропаганду христианства.  Первую свою проповедь они прочли сразу же по  прибытии на  остров,  прямо  у  стен  дворца,   при  стечении  огромной  толпы.

"Собравшиеся там индейцы,- писал испанский летописец  Вильягутьерре,- с   большим   вниманием    выслушали  речь  отца  Фуэнсалиды".   Монахи торжествовали.  Их заветная цель обратить в христианство  закоренелых язычников майя-ицев, казалось, была близка к осуществлению.

И здесь произошло событие, резко нарушившее эту идиллическую картину.

После окончания проповеди преподобные  отцы   отправились  осматривать "многочисленные   храмы   и    святилища  зловредных  и  ложных   богов индейцев...  'И,  войдя в  один  из  них,-   продолжает  свой  рассказ Вильягутьерре,- они увидели,  что посреди него стоит огромный идол.., сделанный из камня и притом весьма выразительный".   Монахи пристально рассматривали богопротивного истукана, потеряв от изумления дар речи.

Таинственное "божество" майя-ицев оказалось статуей лошади, сделанной почти в натуральную величину.  "И они,  эти варвары,  поклонялись ему (идолу.- В.  Г.),  как богу грома и молнии,   называя  его  Циминчак".

Вильягутьерре сообщает далее, что "преисполненный божественным духом",  отец Орбита схватил увесистый камень и в ярости разбил  идола  на  куски.  Индейцы   пришли  в  ужас.  На  их    глазах совершилось  неслыханное  святотатство:   чужеземцы  подняли  руку  на одного из главных богов Тайясаля! Только смерть осквернителей святыни могла  искупить столь тяжкий грех.   Разгневанные майя плотным кольцом окружили  перепуганных  проповедников.   Казалось,  гибель   их   была неминуема.  И  тогда  отец Фуэнсалида,   не менее индейцев потрясенный опрометчивым "деянием" своего спутника,   решился  на  отчаянный  шаг.

Встав  на  пьедестал  только  что   разбитой  статуи,  он  обратился к возмущенной толпе со страстной речью о вреде язычества. Видимо, слова монаха  прозвучали  достаточно убедительно.   Во всяком случае индейцы немного успокоились и позволили францисканцам благополучно  добраться до дворца Канека.

Там они  и  узнали  удивительную историю о "лошадином боге" Тайясаля.

Виной всему оказался вороной конь Кортеса.   Когда испанцы ушли,  майя поместили  раненое  животное  в одном из своих храмов "и,  считая его (коня.-В.  Г.) таким же разумным,  как и они сами, принесли ему еду - птиц  и  другое мясо,  а также гирлянды и букеты цветов,  как это они делают в отношении знатных лиц, когда те заболевают".

Не удивительно,  что после подобного "угощения" бедная лошадь  сдохла от голода.  И тогда перепуганный Канек,   страшась мести конкистадора, приказал изготовить из камня точную копию коня и установить ее в  том же  самом  храме.  Поскольку  индейцы искренне верили в то,  что гром выстрелов испанских пушек и мушкетов происходит   от  ржания  лошадей, они  нарекли  своего  нового  бога   пышным именем "Циминчак",  или же "Громовый Тапир" ("цимин"-  тапир,   "чак"-  гром,  дождь,  гроза).  В иерархии местных богов Циминчак занимал второе место после бога дождя Чака'.

После случая в храме Циминчака шансы преподобных   отцов  преуспеть  в христианизации  местных индейцев резко упали.   Они обратились было за содействием к Канеку,  ссылаясь на  то,   что  еще  прежний  правитель Тайясаля обещал Кортесу принять католическую веру.

Однако ответ владыки майя-ицев,  не лишенный изрядной доли юмора, был достаточно тверд и нелицеприятен.  Канек заявил монахам,  что еще  не пришло  то время,  которое,  по предсказаниям его жрецов,  удобно для отказа от старых богов  и  принятия  новых,   а  посему  святым  отцам следует  прекратить  здесь  свою   дальнейшую  деятельность и убраться восвояси.  Таков был финал первой попытки испанцев обратить майя-ицев в христианскую веру.

Несколько месяцев  спустя  Фуэнсалида  и   Орбита  вновь  вернулись  в Тайясаль и даже провели там около 18 дней. Но все их попытки насадить ростки  католицизма  в  душах  местных индейцев закончились неудачей.

Больше того, боясь потерять свои привилегии и влияние, жрецы Тайясаля довольно  быстро  разожгли  среди жителей города враждебные чувства к миссионерам и даже спровоцировали толпу на открытое выступление.

Однажды на  рассвете  группа  вооруженных   индейцев  окружила  хижину монахов.   Десятки  рук  схватили   преподобных  отцов,  и,  не  успев опомниться,  миссионеры очутились на ровной глади громадного озера  В утлой  лодчонке  без  еды  и снаряжения.   А вдогонку им неслись крики возбужденных ицев:  "Не приходите больше!   Нам не нужен ваш бородатый бог! Здесь вас ждет только смерть! " И это были не пустые слова.  Три года спустя, в 1622 году, губернатор Юкатана отправил для завоевания Тайясаля целую военную экспедицию  во главе с тупым и жестоким конкистадором Франсиско де Миронесом.  Через некоторое время к отряду  присоединился   францисканский  монах  Диего Дельгадо,  которому,  по-видимому,  очень хотелось преуспеть там, где потерпели провал два его предшественника - Фуэнсалида и Орбита.

По дороге конкистадоры чинили над  жителями   встречавшихся  индейских селений   всевозможные   бесчинства   и  насилия.  Особой  жестокостью отличался сам предводитель  отряда-Миронес.   В  местечке  Сакалум  он натворил   таких  гнусных  дел,  что   раздосадованный  отец  Дельгадо вынужден  был  покинуть  своих    соотечественников   и   идти    далее самостоятельно.  В сопровождении 80 индейцев-христиан из пограничного с ицами селения Типу и десятка испанских солдат,   которых ему навязал для  охраны  Миронес,  он  довольно   быстро добрался до берегов озера Петен-Ица. Здесь его встретили дозорные воины 26 ицев. На этот  раз  они  были  на  диво   приветливы  и  добродушны  с чужеземцами.  Преподобного  отца  и   его  спутников усадили в лодки и мгновенно доставили в Тайясаль. Там на центральной площади их всех до единого  принесли  в  жертву богам.   Францисканец был убит последним.

Перед  этим  монаху  объявили,  что   он   подлежит   казни   за    два преступления:  во-первых,  за  то,  что   Орбита  разбил  статую  бога Циминчака;  а во-вторых, за то, что Дельгадо осмелился прийти в город с вооруженными солдатами.  Даже лежа на окровавленном круглом алтаре, Дельгадо бормотал свои молитвы до  тех  пор,   пока  обсидиановый  нож майяского жреца не пронзил его сердце.

Слухи о  смерти миссионера достигли столицы Юкатана Мериды лишь много месяцев  спустя.  Миронес,  который  по-прежнему   сидел  в  Сакалуме, получил  строгий приказ быть настороже.  Но спесивый вояка не обратил на него никакого внимания.  И  расплата   за  беспечность  последовала незамедлительно.  2 февраля 1624 года, когда испанцы, оставив в домах под  охраной  одного  часового  оружие   и  доспехи,   находились   на торжественной мессе в церкви, их внезапно атаковали воины ицев. После короткой схватки  все  люди  Миронеса   были  перебиты,  а  церковь  - сожжена.

Эти драматические  события  надолго отбили у испанцев охоту проникать во владения майя-ицев.  Почти три  четверти   века  Тайясаль  не  имел никаких  связей  с  внешним  миром.   Но  население  на островах озера Петен-Ица и в окрестных лесах продолжало быстро расти за счет притока беглых  индейцев из испанских поместий Юкатана.  Даже ранее принявшие христианство мирные индейцымайя из Типу и других пограничных с  ицами селений вскоре порвали с новой религией и вернулись к своим привычным языческим богам.  Они враждебно  встречали   теперь  каждого  испанца, появлявшегося в их владениях, будь то миссионер или солдат.

Усиление могущества    ицев     вызвало    глубокое    беспокойство   у представителей   католической   церкви    и   колониальных    властей.

Независимые  язычники-индейцы  подрывали   престиж  испанской короны и представляли  собой  явную  угрозу   испанским  поселениям  на  севере (Юкатан) и на юге (Гватемала). Кроме того, в водах Карибского моря, в Белизе,  появились  английские  пираты,   которые  могли  использовать ненависть  майя  к  конкистадорам  в своих целях (как это было не без успеха сделано с индейцами-москито   на    атлантическом   побережье    Никарагуа    и Гондураса).  До  Мериды  доходили  даже   слухи  о  том,  что какой-то рыжебородый человек с большой книгой - видимо, протестант с Библией - жил  некоторое  время  в  Тайясале  (кто   он  и какова его дальнейшая судьба,  остается неизвестным).  К 1689 году совет  Индий  был  готов санкционировать завоевание ицев.  Для этой цели было решено построить хорошую дорогу между портом  Кампече  (на   Юкатане)  и  Гватемалой  и привести  по ней вооруженные отряды и с севера и с юга.  За несколько лет дорога была  закончена,  и  в  1694   году  в  поход  на  Тайясаль двинулись  испанские  войска одновременно и с Юкатана и из Гватемалы.

Однако  юкатанский  отряд  был  вскоре   атакован  индейцами-кехаче  и отказался  идти  дальше  без значительных подкреплений.  На юге воины ицев ухитрились еще на дальних подступах к своим владениям уничтожить 49  испанских  солдат  и 36 индейских лучников.  Начало сезона дождей окончательно перечеркнуло все планы испанцев.

Тогда на сцену вновь выступили представители католической  церкви.  В 1696  году  францисканский монах Андрее де Авенданьо-и-Лойола с двумя собратьями по ордену сумел проникнуть в Тайясаль и даже  на  какое-то время завоевать расположение местных жителей. За три дня пребывания в городе  ему  удалось  окрестить   несколько  сотен  индейских   детей.

Одновременно Авенданьо настойчиво убеждал правителя ицев Канека и его сановников  принять  христианство  и   мирно  подчиниться   испанскому королю. При этом он неизменно ссылался на личное послание губернатора Юкатана,  адресованное  правителю  майя-ицев   Канеку.  Ниже   следуют отрывки  из  данного  письма - непревзойденного образца эпистолярного стиля  той  эпохи.  "Дон  Мартин  де   Урсуа-и-Арисменди,  губернатор, генерал-капитан и верховный судья в провинциях Майяпана (Юкатава.- В.

Г.),  Косумеля и Табаско,  наместник дона Карлоса II, великого короля Испании и всех Индий, островов и материка, моряокеана и многих других королевств и завоевателя варварских народов  -   благородному  Канеку, правителю ицев, шлет привет..." Далее идут пространные рассуждения о том,  что ицы,  как и все другие народы  Нового  Света,  должны   подчиниться  испанской  короне,  а   в качестве   идеологического  обоснования   этого  более  чем  странного требования лается экскурс в историю конкисты:  "Это уже   не  первый  раз,  когда подобные известия сообщались вам... Тогда, когда великий Мотекухсома, монарх,  живший много  лет  назад  и   владевший  этими  провинциями', подчинился  и стал слугой испанского короля,   ваши собственные деды и прадеды также покорились,  в  то  время   когда  дон  Фернандо  Кортес проходил через эти ваши острова и оставил вам лошадь в знак того, что он вернется.  Но он не вернулся, так как ему нужно было отправиться в Мехико. И сейчас я также говорю вам, что я хочу любить вас и не прошу у вас ничего,  кроме оказания почтения истинному королю и повелителю.

И в качестве доказательства, что это мое единственное намерение и что я не желаю воевать с вами,  и для спасения мира,   о котором  вы  меня просите,  я  посылаю  вам  от  имени   нашего короля и повелителя дона Карлоса этих отцов Святого Франциска,  чтобы они могли поставить  вас на  путь  истинный и приобщить к таинствам нашей святой веры,  вырвав вас из мрака,  в котором  вы  пребываете   благодаря  козням  дьявола.

Мерида,  8 декабря 1695 года". Но эти призывы так и не нашли никакого отклика у индейцев.  Хитрые  ицы  вновь   сослались  на  то,  что,  по предсказаниям  местных  жрецов,  еще   не  настало время для замены их старой религии  на  христианскую  и   поэтому  нужно  терпеливо  ждать подходящего часа.

Во время  своего  короткого пребывания в Тайясале монахи смогли бегло осмотреть его достопримечательности.  Близ дворца Канека они  увидели большой жертвенный алтарь, запятнанный кровью. Можно понять весь ужас и негодование благочестивых отцов церкви,   когда они поняли, что это, вероятно,  тот самый алтарь, на котором принял мученическую смерть их собрат Дельгадо и множество других людей.

По словам Авенданьо,  в одном из главных городских  храмов  он  видел каменный   ящик,   в  котором   бережно  хранилась  пожелтевшая   кость лошадиной ноги,  принадлежавшей  когда-то   коню  Кортеса.  Эта  кость считалась  у  индейцев  священной   реликвией,  и  они поклонялись ей, принося различные дары и возжигая благовония.   Однако так и  осталось неизвестным, изготовили ли майя ' Правитель ацтеков Монтесума II (Мотекухсома) никогда не владел землями майя ни на Юкатане,  ни в Петено (Северная Гватемала).

Пределы   его   государства   ограничивались  территорией   Центральной Мексики.

после "набега" францисканцев Орбиты и Фуэнсалиды новую  статую  столь почитаемого ими "лошадиного бога" Циминчака или нет.

Вскоре по   настоянию  местных  жрецов   монах  и  его  спутники  были выдворены из пределов владений майяицев и,   терпя  лишения  и  нужду, отправились  в  обратный  путь  на   Юкатан.  Они  долго  брели  через бесконечные лесные массивы северо-восточного Петена, не раз увязали в топких болотах и пересекли какую-то большую реку (вероятно,  это была река Хольмуль). Единственной пищей служили им орехи, плоды и коренья.

Не удивительно,  что уже через две-три недели францисканцы совершенно обессилели от голода и едва передвигали ноги.   И когда их  страдания, казалось, достигли предела, Авенданьо вдруг случайно наткнулся в лесу на руины какого-то древнего города.

"Среди высоких  холмов,  через  которые   мы  проходили,-   писал   он впоследствии,-  находилось  много древних построек:  некоторые из них мне показались предназначенными для жилья,  и   хотя  они  были  очень высоки,  а мои силы на исходе, я вскарабкался туда, правда, с большим трудом.  Они имеют форму монастыря с   маленькими  кельями  и  многими комнатами  для  жилья,  все крытые,   окруженные террасой и побеленные изнутри...  И эти упомянутые здания имеют такую форму,  что совсем не похожи  на  постройки  провинции   Юкатан,  где они облицованы тесаным камнем, положенным без раствора... Но местные (в Петене.-В. Г.) - все сделаны из камня, покрытого слоем извести".

Сам того не сознавая, наблюдательный монах правильно подметил одно из главных отличий двух больших архитектурных стилей у древних майя в  1 тысячелетии  н.  э.:  северного  (юкатанского)   и южного (центральные области "Древнего царства").

По предположению известного специалиста по культуре  майя  Сильвануса Морли  (^ША),  городом,  на который случайно набрели миссионеры,  мог быть только Тикаль. Таким образом, францисканец Авенданьо - первый из европейцев,  которому  удалось увидеть руины одной из самых крупных и пышных  столиц  древних  майя,   пришедшей  в  упадок  и    погребенной джунглями еще за семь столетий до описываемых событий.

Через несколько  дней  группа индейцев-христиан случайно наткнулась в лесу на полумертвых монахов и буквально вырвала их из рук смерти,  доставив в гамаках до ближайшего селения.

Между тем  над  головами  майя-ицев   собирались грозовые тучи.  Новый губернатор Юкатана - молодой и честолюбивый аристократ дон Мартин  де Урсуа-и-Арисменди решил навсегда покончить со строптивыми обитателями Тайясаля  и  присоединить  к  владениям   испанской  короны  последнее независимое государство индейцев на территории Америки.  Понимая, что главное преимущество ицев  заключается  в   расположении  их  столицы, окруженной  со  всех сторон водами озера,   и наличии множества боевых лодок,  способных встретить врага в любой точке побережья, дон Мартин де  Урсуа  решил строить свой флот.   Губернатор приказал доставить на берега озера Петен-Ица материалы,  снаряжение и оснастку, необходимые для  строительства  крупных весельных судов.   Весь этот солидный груз перенесли  на  своих  спинах   носильщики-индейцы.  Обоз  сопровождали испанские   солдаты  (их  было  около   сотни),  а  также  плотники  и корабельные мастера.  Их задача была  проста,   но  требовала  больших усилий:  до  подхода  главных  сил заготовить необходимую древесину и построить несколько больших лодок и галер.

24 января 1697 года  Урсуа  с  основным   войском  покинул  Кампече  и двинулся на юго-восток.

К 1  марта  испанская  армия  в полном составе обосновалась на берегу озера Петен-Ица,  возведя  для   безопасности  укрепленный  лагерь.  В считанные  дни  были спущены на воду большая галера и несколько лодок для десанта.

Между тем ицы ежедневно демонстрировали свою враждебность к  незваным пришельцам.  Они приплывали на лодках к испанскому лагерю,  угрожающе размахивали  оружием,  били  в   барабаны  и  издавали    пронзительные воинственные крики. Видимо, индейцы надеялись запугать противника, но вскоре поняли,  что это им не удастся,  и пошли на хитрость. 10 марта от пристани Тайясаля к испанскому лагерю направилось множество лодок.

На первой из них развевался белый флаг.   Верховный жрец  майя-ицев  и несколько  высших сановников от лица Канека предложили испанцам мир и дружбу.  Мартин де Урсуа принял их самым радушным образом  и  передал Канеку  приглашение  встретиться  на   берегу  озера через два дня для дальнейших переговоров. Послы получили щедрые подарки -  топоры,  ножи,   стеклянные  бусы,  серьги, шелковые ленты и, довольные, удалились.

Конкистадоры решили,   что   ицы    готовы  без  кровопролития,  мирно подчиниться  им.  Но  напрасно   ждал    испанский   главнокомандующий правителя Тайясаля, стоя на пустынном берегу. В назначенный час никто не явился.  А затем,  словно давая недвусмысленный  ответ  врагу,  на голубых   просторах   озера    показалась   стая  боевых  лодок   майя.

Одновременно колонна пеших воинов-ицев двинулась к лагерю испанцев по суше,   через   лес.  И  только   наступившие  сумерки  помешали  двум враждебным армиям скрестить оружие в решающем поединке.

В этот ответственный момент Урсуа собрал в   своем  шатре  на  военный совет всех своих офицеров.  Обсуждался план дальнейших действий.  Все присутствующие сошлись на том,  что время уговоров прошло  и  следует подчинить ицев силой, показав им на деле преимущество испанского меча и мушкета над их жалкими орудиями войны.

13 марта  перед  решающим  штурмом   твердыни  ицев  все  конкистадоры отправились  на  торжественную  мессу.   Капеллан благословил христово воинство на борьбу с нечестивыми  язычниками,   заранее  даровав  всем отпущение  грехов,  и  посадка  на   суда началась.  Губернатор со 108 солдатами разместился на борту самого крупного корабля флотилии.

Длинное тело галеры легко разрезало водную   гладь  озера.  Вдали,  на горизонте из дымки тумана,  показался большой остров с нагромождением множества  каменных  зданий.  Но  здесь   испанское   судно   окружили бесчисленные  лодки  воинов-ицев.  Ливень стрел и камней обрушился на незваных пришельцев. Однако с борта испанского корабля не последовало ни одного ответного выстрела.  Перед началом сражения каждому солдату и офицеру был прочитан приказ губернатора,   запрещавший  под  страхом смерти  стрелять  в  индейцев  б^з   особого на то сигнала.  Осыпаемые градом острых стрел,  конкистадоры чувствовали себя довольно неуютно, но   суровая   воинская    дисциплина   не   позволяла    им   нарушить губернаторский запрет.

С помощью переводчика Мартин де Урсуа несколько раз обращался к  ицам с мирными предложениями,  но все было напрасно.   Атаки продолжались с возрастающей яростью, так как майя увидели в молчании испанских солдат признак  неуверенности  и   даже  трусости.  И  здесь произошло  неожиданное.  Одна оперенная индейская стрела пробила руку сержанта Хуана Гонсалеса, а другая попала в солдата Бартоломе Дурана.

В  следующее  мгновение  оба  испанца,   так  и  не дождавшись приказа губернатора,  разрядили свои мушкеты прямо в гущу  индейских  воинов.

Это послужило как бы сигналом и для остальных .конкистадоров.   Вскоре всю палубу  галеры  заволокло  облаком   дыма  от  непрерывных  залпов мушкетов и аркебуз.  Эффект этой канонады превзошел все ожидания. Ицы никогда раньше не имели дела с огнестрельным оружием.  "Ужас лучников и  в  лодках  и  на  острове  был   таков,-  пишет  испанский  историк Элорса-и-Рада,- что они в тот же миг побросали свои луки  и  весла  и попрыгали в воду,  и вся поверхность озера зачернела от голов мужчин, женщин и детей, плывущих словно рыбы".

В считанные минуты все было кончено.  Тайясаль опустел, и испанцы без всяких помех вошли в город.  Первым ступил на камни острова Мартин де Урсуа, закованный в латы, с мечом и щитом в руках. Над главным храмом ицев   было  установлено  королевское   знамя,  и  языческий  Тайясаль прекратил свое существование.  Новую испанскую колонию нарекли пышным именем  "Нуэстра Сеньора де лос Ремедиос и Сан Пабло де Ица".  Так 14 марта   1697   года   исчезло    последнее   независимое    государство американских  индейцев,  почти на два столетия пережившее своих более могущественных собратьев в Мексике и Перу.

Вслед за захватом столицы ицев конкистадоры по приказу губернатора  в течение  девяти  часов  занимались уничтожением всевозможных идолов в храмах и жилищах майя.  Во дворце Канека были найдены священные книги индейцев  с иероглифическими письменами и красочными рисунками,  но и их постигла,  видимо,  та же печальная судьба. Свыше двадцати больших храмов,  существовавших в Тайясале, были разрушены до основания, а из их камней испанцы построили собор, крепость и свои дома. В ходе этого всеобщего погрома выяснилось, что монах Авенданьо был абсолютно прав, говоря о поклонении майя костям лошади,   которые он видел в одном  из храмов  города.  Люди  Мартина  де   Урсуа  также увидели впечатляющую картину: "С потолка храма,- пишет историк 3 в. Гуляев 33 гутьерре,-на трех  веревочках  разного   цвета  свисала  полуистлевшая лошадиная  нога,  а  на полу,  позади нее,   стояли три курильницы для возжигания ароматных трав и благовоний,   которые  индейцы  используют при жертвоприношениях... Испанцам объяснили, что эти кости - все, что сохранилось от большой лошади,  которую оставил среди  ицев  в  очень давние времена один царь, который проходил мимо данных мест..." Попавшие в  плен  правитель ицев Канек и верховный жрец Кинканек были незамедлительно обращены в христианскую веру и получили новые  имена: дон  Хосе  Пабло  Канек и донФрансиско Николас Канек.  Чтобы укрепить свою власть,  конкистадоры поспешили увести обоих знатных пленников в Мериду.  Но  ицы  так никогда и не покорились до конца испанцам.  Они рассеялись по глухим  лесам  Петена  и   Белиза,  не  желая  принимать католичество  и  платить дань испанскому королю.  Даже в середине XIX века ицы оставались,  по словам английского суперинтенданта в  Белизе Чарльза Фэнкорта, "практически, все еще независимым народом".

В кафедральном   соборе  города   Памплона  на  севере  Испании   висит писанный маслом старинный портрет: дон Мартин де Урсуа, уроженец этих мест,  гордо  взирает  на  дело  рук своих - на завоеванную провинцию ПетенИца и на распростертых у его ног   индейцев.  В  углу  картины  - пышный  герб  губернатора  Юкатана  с   птицами,  львами и крестами по золотому фону,  а ниже идет длинный перечень его титулов и званий:  " Рыцарь  ордена  Сантьяго,  граф   Лисаррага Венгоа,  завоеватель ицев, пожизненный  губернатор  и  генерал-капитан   их  провинций,  а  также Юкатана,   Косумеля   и  Табаско,   выборный  губернатор  Филиппинских островов и глава Королевской аудиенции".

За что же этот наваррский аристократ удостоился стольких  милостей  и наград? Видимо, за  то,  что Урсуа считался в придворных кругах Мадрида самым образцовым  испанским  военачальником  и   администратором  -  в  меру образованным  и  в  меру  гуманным,   старавшимся  управлять обширными королевскими владениями в Новом Свете без тех излишних жестокостей  и насилий,  которые  были  столь характерны для цервого этапа конкисты.

Действительно, по сравнению с жестоким веком теса и Писарро внешние формы испанской экспансии в Америке  несколько изменились,  но  ее  грабительская  и антииндейская сущность осталась прежней.

История дала дону Урсуа совершенно уникальную возможность -  сторицей возместить  тот  гигантский  урон   культурному  наследию мексиканских аборигенов,  который нанесли блестящим цивилизациям  ацтеков  и  майя грубые   солдафоны   Кортеса,   Монтехо,  Альварадо  и  других   первых конкистадоров.  Но спесивый губернатор Юкатана  на  поверку  оказался ничуть не лучше своих недоброй памяти предшественников.

В самом   конце   XVII   века,   когда  в  Европе  уже  прошел   первый очистительный шквал антифеодальных революций (Англия и Нидерланды)  и бурно  развивались  различные  науки  и   искусства,  судьба  подарила испанским завоевателям настоящее чудо - тот самый "живой", спрятанный в  лесной  чаще,  "забытый" индейский город,  о котором мечтали целые поколения искателей сокровищ.  Правда,   здесь не было золотых статуй, золотых крыш и мостовых,  а кладовые дворца Канека отнюдь не ломились от драгоценных камней и серебряных слитков.

Зато какие бесценные культурные сокровища ждали   здесь  буквально  на каждом  шагу  "просвещенных"  и "гуманных" европейцев,  будь они хоть немного заинтересованы в этом!  Перед ними во плоти и крови предстало последнее   на   континенте    независимое  и  процветающее   индейское государство - последний осколок великих цивилизаций  древности  -  со своими   мудрыми  жрецами  и   воинственными  правителями,  со   своими изощренными  верованиями,  неповторимыми    памятниками   материальной культуры.  И что же? По приказу Мартина де Урсуа все храмы в Тайясале были разрушены,  идолы разбиты,  а   рукописи  -  хранители  бесценных знаний  майя  -  безжалостно  сожжены.   Сам  же "гуманный" губернатор "забыл" оставить для потомков хотя бы краткое описание жизни  и  быта порабощенного им народа.  Таков был печальный финал этого уникального исторического события.

Но история  коня  Кортеса  на  этом   не  кончается.   Среди   жителей современного  гватемальского  городка   Флорес,  возникшего  на руинах Тайясаля,  из поколения в поколение передаются   легенды  о  лошадиной статуе, лежащей на дне озера. Ее можно отчетливо видеть там в тихую и  ясную погоду.  Другое подобное изваяние затонуло,  по словам легенды,  близ оконечности мыса Нитун, когда жрецы майя-ицев пытались перевезти его с материка на остров на большом плоту.

Не исключено,  что  в  основе  этих   старых  преданий  лежат какие-то реальные факты.  Во-первых, мы не знаем, что стало с обломками статуи Циминчака,  разбитой в 1618 году отцом Орбитой.   Вполне возможно, что монахи бросили тогда уцелевшие  фрагменты   лошадиной  фигуры  в  воды озера.  Правда, трудно поверить, что несколько поспешных ударов камня рассерженного  францисканца  могли   разбить  на  куски  всю  огромную статую,  сделанную из прочного мелового известняка.  Если это так, то несколько  поврежденное  изваяние  жрецы   ицев  могли   действительно отправить для починки на материк,  и оно затонуло во время перевозки.

Наконец,  не исключено и то,  что обломки статуи Циминчака,  вместе с другими идолами майя,  были брошены в воду по приказу дона Мартина де Урсуа при общем разгроме Тайясаля 14 марта 1697 года.

В 60-х     годах     группа      гватемальских      аквалангистов     и археологов-любителей  решила  проверить   достоверность  этой легенды, приступив к подводным исследованиям на озере Петен-Ица.  Но, несмотря на все усилия,  найти "лошадиного бога" ицев на илистом дне огромного водоема не удалось.  Если его обломки действительно находятся там, то последнее слово остается за археологами.  И кто знает, не станет ли в самом недалеком  будущем  этот   уникальный  памятник  эпохи  конкисты достоянием науки? Глава ^ Чальчуапа и Куикуильконесостоявшиеся цивилизации Разнообразна и  своенравна  природа   страны  майя.  На  юге,  в горах Гватемалы и Сальвадора,  вздымаются ввысь величественные  пики  давно заснувших  вулканов,  закутанные  в белые мантии из снега и льда.  Но хрупкая корка земли здесь очень непрочна.  Она постоянно  вздрагивает от могучих подземных толчков даже в самые "спокойные" годы. И в бой день   и   час  внезапно   пробудившийся  исполин  может   затопить раскаленной лавой цветущие поля и дома, засыпать все вокруг на многие километры толстым слоем серого вулканического пепла.

На севере,   на   побережье    Мексиканского  залива,  на  сотни   миль раскинулись заболоченные вечнозеленые джунгли.   Природа щедрой  рукой выливает здесь в течение всего года запасы дождевой влаги.  Ленивые и полноводные реки - Коацакоалькос,  Грихальва, Усумасинта, Канделария, причудливо  извиваясь,  пробивают себе путь к морю сквозь бесконечные леса и болота.  Они периодически выходят из берегов, надолго затопляя окружающую  плоскую  равнину  и   причиняя  местным  жителям множество всяческих бед.

С дьявольским постоянством неистовые   тропические  ураганы  и  штормы обрушиваются  в осеннюю пору на Карибское побережье Мексики (Юкатан и Кинтана-Роо) и  Белиза,  вызывая   громадные  разрушения  и  жертвы  в прибрежных селениях.  "Полные удушающих испарений джунгли,  выжженные солнцем,  каменистые нагорья,  где днем палит зной, а ночью замерзает вода,  грозные вулканы,  частые разрушительные землетрясения,  хищные звери и ядовитые змеи - такова была среда",  в   которой  обосновались местные индейцы, отмечает советский историк В. М. Полевой.

Природа никогда не была здесь чересчур щедрой к человеку.  Каждый шаг

на пути к цивилизации и к  прогрессу   доставался  древним  обитателям этих  мест  с  большим  трудом и требовал предельной мобилизации всех людских и материальных ресурсов общества.

Древние жрецы,  прорицатели этой  страны,   говорили  о  пяти  больших эпохах,   каждая  из  которых  должна   была  обязательно  закончиться катастрофой. В конце первой эпохи небо должно упасть на землю. Вторая будет разрушена бурями.  Третья погибнет в пламени пожаров. Четвертая будет уничтожена потопом. Пятая эпоха - наша собственная - закончится гигантским землетрясением.

Таким образом, вряд ли приходится сомневаться в том, что индейцы майя издавна жили  словно  на  жерле   вулкана  -  в  постоянной  борьбе   с последствиями засух,  наводнений, землетрясений, извержений вулканов, губительных эпидемий и т. д" которые почти прерывно обрушивала на них неистовая центральноамериканская  природа.

И этот бесспорный факт нашел прямое отражение в их мифах и преданиях.

Но странное дело, как только эти скудные и полулегендарные сведения о природных  катастрофах  попадают  в   руки   некоторых   писателей    и журналистов,  они  в  мгновение  ока превращаются в самые невероятные "гипотезы" и догадки.

"В незапамятные времена,- утверждает,   например,  американский  автор Винсент   Гэддис,-   на    человечество  обрушилась  некая   гигантская катастрофа,  вызвавшая массовую гибель людей и всевозможные бедствия.

Истинная природа этого катаклизма затемнена временем,  и память о нем сохранилась только в мифах.  Это мог быть библейский всемирный потоп.

Это  могла  быть  последняя  из серии космических катастроф,  которые сотрясали  время  от   времени    землю   -   взрыв    астрономического происхождения,   который   изменил    поверхность   нашей   планеты   и революционизировал человеческую историю.  Это   могло  быть  внезапное опускание на дно океана больших кусков суши, что породило предания об Атлантиде, My и Лемурии..." Стремясь во что бы то  ни  стало   привязать  к  упомянутой  всемирной катастрофе, происшедшей повсюду в один день и час, конкретные события древнеамериканской истории,  этот писатель обращается к сохранившимся до наших дней рукописям и документам майя. Первоначально его внимание привлекли  книги  юкатанских  индейцев   "Чилам  Балам",   где   якобы говорится   о  погружении  страны   майя  в  морскую  пучину.  Проявив поразительное  невежество  в  области   майяской  истории   и   спутав содержание  книг  "Чилам  Балам"  (созданных   на полуострове Юкатан в XVI-XVII вв.) с эпосом майякиче  "Пополь-Вух"   (написанным  в  горной Гватемале в XVI в.), В. Гэддис тем не менее утверждает, что первый из названных документов - вообще самая древняя из сохранившихся на земле книг.   По  его  словам,  первый   вариант  данной  книги  был  создан очевидцем,  случайно  уцелевшим  после   такой   великой   катастрофы.

"Возможно,-  пишет  В.  Гэддис,-  это была та же самая катастрофа,  о которой рассказывали Солону египетские жрецы и которая известна нам в пересказе Платона (IV в. до н. э.) о драматической гибели Атлантиды".

Вот как выглядит древний текст майя в пересказе В. Гэддиса: "Выпал огненный  дождь,  пепел  покрыл   небеса,  и  деревья тряслись, разрывая землю на части.  И  (земля)   содрогалась,  деревья  и  скалы сталкивались друг с другом...  (Люди), пронзительно крича, побежали к берегу моря,  где на них обрушились буйные волны и  похоронили  их  в песках.   Затем   с   шумом   разверзлись  огромные  трещины,   которые "заглатывали" в  себя  падающие   храмы  и  толпы  обезумевших  людей.

Наконец,  океан отступил назад и нахлынул вновь на землю.  Небо стало падать вниз с паром и пламенем.  И вся суша   погрузилась  в  бушующие воды...  Началась  новая  эра.  Новые цивилизации пустили свои корни, выросли большое желтое дерево и белое дерево.   И на память о  никогда не  забываемом  разрушении  птица  села   на  желтое дерево и на белое дерево..." В действительности же в данном отрывке содержится по меньшей мере 75% вымысла  и  лишь  25%  сильно   искаженного  майяского  текста^   Чтобы убедиться в этом,  достаточно сравнить приведенный ниже перевод  того же  самого  отрывка  из  книги  "Чилам Балам" из Чумайеля,  сделанный наиболее компетентным знатоком письменности майя - Ю.  В. Кнорозовым: Тогда  приходили сироты,  несчастные,   вдовы,  и живые лишались своих сердец.  Они были погребены среди песка в морских волнах. Наступление дождей, будут дожди тогда при лишении скипетра. Рухнут небеса, рухнут на землю,  когда  четыре  бога,  четыре   Бакаба  ее  разрушат.  Когда закончилось  разрушение мира,  тогда были помещены деревья (Бакабов).

(Тогда поднялось Красное Имиш Че на востоке. Поднялся небесный столб, знак разрушения мира), там поместилась желтая иволга. Тогда поднялось Белое Имиш Че на севере,  (там села птица сак чик). Поднялся небесный столб,  знак  разрушения  мира...  Тогда   поднялось Зеленое Имиш Че в середине (земли) в память о разрушении мира.

К сожалению,  точно   такое   же    "препарирование"    первоисточников встречается  и  в  других  популярных   работах  о  древнеамериканских культурах: Ч. Берлитца, Г. Уилкинса и других.

Все эти авторы пытаются доказать,  что  в   незапамятные  времена  все человечество   пережило  какую-то   гигантскую  природную  катастрофу, память о которой бережно сохраняется в мифах илреданиях  чуть  ли  не десятитысячелетнего  возраста.  В   качестве "возмутителя спокойствия" безоблачной жизни  людей  называют   всемирный  потоп,  разрушительное землетрясение,  космическую катастрофу (падение крупного метеорита на Землю) и т.  д.  То,  что  такие   природные  катаклизмы  периодически обрушивались на обитателей различных областей нашей планеты,  вряд ли подлежит сомнению.

Но почему эти потопы,  землетрясения и космические взрывы должны были непременно  происходить  в  один  день и час на всех материках сразу? Почему они обязательно должны  были   совпадать  с  мистической  датой "10000  лет  назад",  предложенной   греческим  философом Платоном для гибели Атлантиды? Именно в обосновании этих  спорных   моментов  аргументация  названных выше авторов выглядит слабой и ненадежной.

В поисках следов великой общемировой катастрофы в культурном наследии древних майя чаще всего обращаются  и  к   другому  широко  известному источнику - эпосу майя-киче "Пополь-Вух".

Однако у   нас   пока  нет  никаких   оснований  считать  "Пополь-Вух" необычайно древней книгой,  отражающей   события  десяти-,  пяти-  или трехтысячелетней давности. Мы не можем даже точно определить время ее первоначального появления.  Дело в том,  что дошедший до нас  вариант был  записан  после  испанского   завоевания  в  XVI  веке  по   памяти образованным индейцем майя на  языке  киче,   но  латинскими  буквами.

Возможно,  некогда  существовал и доиспанский оригинал данного эпоса, написанный иероглифами майя и впоследствии утраченный.

В "Пополь-Вух",  среди космогонических мифов,  в разделе о  неудачных попытках   богов  сотворить  человека,   действительно  есть  описание различных стихийных бедствий, в результате которых была полностью ^еГ^ -- -^-- ^^- Раса "Потоп был создан Сердцем небес, был устроен вели ^ "Т"' ^^ "^ "а ^лов" дерев^н^с^.

^опл^Т '^^  "" ^^" У^^^ен". они были ^^плены. Густая смола пролилась с неба... И по этой '.' причине лик земли потемнел, и начал падать черный дождь; ливень днем и ливень ночью... Пришедшие в отчаяние (деревянные люди) побежали так быстро, как только могли; они хотели вскарабкаться на крыши домов,  но дома падали и бросали их   на  землю;  они  хотели вскарабкаться на вершины деревьев,  но деревья стряхивали их прочь от себя; они хотели скрыться в пещерах, но пещеры закрыли свои лица. Так совершилась   вторая   гибель  людей   сотворенных,  людей  созданных, существ, которым было назначено быть разрушенными и уничтоженными".

Описанные в эпосе майя-киче природные катаклизмы - непрерывные ливни, ураганы,  потопы, извержения вулканов ("черный дождь", "густая смола" с  неба)  и  землетрясения  -   составляли  неотъемлемую  часть   жизни индейцев  горных  областей  Гватемалы   и  не  раз оказывали серьезное воздействие на судьбы местных племен.  И нет ничего  удивительного  в том,  что  реальные  стихийные   бедствия и катастрофы,  случавшиеся в разное время и у разных индейских народов,  в том  числе  и  у  майя, находили свое отражение в их мифах, легендах и преданиях.

Археологические открытия   последних   лет  на  территории  Мексики  и Сальвадора  позволили  с  поразительной   полнотой  и   достоверностью проследить  воздействие  двух  таких   природных катастроф на развитие древних культур местных  индейцев.   Чальчуапа.  На  западе  небольшой центральноамериканской  страны  Сальвадора,   в  долине  реки Рио Пас, находится Чальчуапа - один из крупнейших   археологических  памятников юго-восточной  горной  зоны  древних   майя.  В  настоящее  время  это огромное скопление оплывших пирамидальных холмов из  глины  и  земли, кучи  хозяйственного мусора и обломки причудливых каменных скульптур.

Но в древности  Чальчуапа  была  большим   и  процветающим  поселением горных      майяских       племен,      их       важным     ритуальным, политико-административным и торгово-ремесленным центром.

Археологи из экспедиции  Пенсильванского   университета  ((?ША)  после многолетних  работ в центральной части Чальчуапы изучили и нанесли на карту  на  площади  около  трех   квадратных  километров  58   крупных ритуально-административных  зданий  и 87 жилищ.  Большинство построек сгруппировано вокруг обширных прямоугольных площадей,  часто вымощенных камнем. Здесь же обнаружены резные   каменные   скульптуры   с    иероглифическими   надписями    и календарными датами по эре майя.  Раскопки вскрыли в центре Чальчуапы

ансамбли величественных каменных храмов, стоявших на плоских вершинах ступенчатых пирамид.  У их подножия найдены ряды  стел  и  алтарей  с рельефными  изображениями  и   иероглифами.  По  всем  своим   основным признакам - общей площади, количеству жителей, наличию монументальной каменной архитектуры, развитого искусства, письменности и календаря - Чальчуапа приближалась к статусу подлинного   города.  И  этот  прямой предшественник  будущих ярких созвездий классических майяских городов существовал уже в конце 1 тысячелетия до н. э.

Но под  блестящим   фасадом    нарождавшейся   цивилизации    археологи обнаружили    еще   более    древние   корни.   Предки    горных   майя -.раннеземледельческие племена - пришли сюда еще во II тысячелетии до н.  э.  Они  основали  на  месте   будущего  города несколько скромных деревушек,  состоявших из легких глинобитных   хижин  под  лиственными крышами.  Окрестные  поля,  удобренные   вулканическим  пеплом древних извержений,  отличались необычайным плодородием и  приносили  высокие урожаи маиса,  бобов и тыквы.   Многочисленные озера и ручьи в избытке давали воду для питья и различных   хозяйственных  нужд.  Вечнозеленые тропические  леса  изобиловали  птицей   и  зверем.  Стоит  ли поэтому удивляться,  что  первоначальная    небольшая   община    земледельцев, поселившаяся  здесь  около  3000  лет   назад,  стала  быстро  расти и процветать.  И вскоре вся плодородная долина Рио Пас  превратилась  в густо населенный земледельческий оазис.  На рубеже нашей эры,  пройдя через целый ряд последовательных  этапов   развития,  местные  индейцы вплотную  подошли  к  порогу   цивилизации.  В  тот момент они входили важной  составной  частью  в  большую   и  динамическую  юго-восточную область   культуры   горных   майя.    Ее  главным  центром  считается Каминальгуйю, расположенный на окраине современной столицы Гватемалы.

Тогда  горные  майя  несколько   опережали  по  уровню  своей культуры ближайших сородичей - население низменной лесной зоны на юге  Мексики и  севере  Гватемалы,  где несколько веков спустя 'в 1 тысячелетии н.

э., возникло так ваемое "Древнее царство" майя.  Часы истории должны были отмерить еще какие-то  мгновения  до  вступления   горных  майяских  племен  в  эру государственности и цивилизации.  Но этого так   и  не  произошло.  На юговосток  страны внезапно обрушилось страшное стихийное бедствие,  и для местных индейцев время сразу остановилось и двинулось вспять.

Мощные слои белого вулканического пепла,   найденные в ходе раскопок в самых  различных  местах Чальчуапы,  со всей очевидностью доказывают, что  жизнь  этого  культурного  центра   горных  майя  была   прервана исключительным по силе вулканическим извержением.  Следы значительной вулканической  активности  на    территории   Сальвадора    встречаются буквально на каждом шагу.  Один путешественник, побывавший там в 1855 году, писал, что эта страна "имеет больше вулканов и содержит в своих пределах больше видимых результатов их деятельности, чем любая другая область  на  земле  одинаковой   величины".  В  Сальвадоре  и    сейчас насчитывается свыше 20 крупных действующих вулканов.  Главная их цепь проходит через всю страну,  с северовостока на юго-запад. Поэтому нет ничего  странного  и  в  находке   здесь  следов  древних  извержений, непосредственно сказавшихся на исторических судьбах  обитателей  этих беспокойных мест.

Еще в  1917  году  сальвадорский  ученый   Хорхе  Ларде обнаружил близ города Сан-Сальвадор остатки индейского поселения доколумбовой эпохи, погребенные под мощным слоем белого вулканического пепла.  Десять лет спустя археолог Самуэль Лотроп из США сделал сразу несколько открытий подобного   рода   в   разных    частях   страны.  Причем  каждый   раз напластования вулканических отложений перекрывали керамику и глиняные статуэтки,  относящиеся  к  архаическому   или доклассическому периоду культуры майя (1 тысячелетие до н. э.).

Окончательную ясность внесли в этот вопрос последние  исследования  в Чальчуапе.   Ученые   определили,    что   вулканическое    извержение, оставившее в Центральном и Западном Сальвадоре столь осязаемый след в виде  толстого  слоя  белого  пепла,   имело место где-то около рубежа нашей эры.  Оно целиком прекратило или заметно   подорвало  дальнейшее развитие культуры горных племен в юго-восточной области майя.

Гибель Чальчуапы  произошла  внезапно,   поскольку  многие  пирамиды и храмы в центре города брошены недостроенными.   Падающие  сверху  тучи белесого пепла,  словно саваном,  окутали дома и святилища, предвещая близкий  конец  всему  живому.   Охваченные  ужасом  жители  в   панике покидали   Чальчуапу   и   бежали    прочь,   в  поисках  спасения   от разбушевавшейся стихии.  Последствия этой катастрофы  были  ужасны  и давали о себе знать в течение многих веков.

Разрыв, существующий  в  археологических   материалах  Чальчуапы между рубежом нашей эры и 300-500 годами н.  э" отчетливо говорит об  этом.

Что  же  произошло в действительности?   Работы геологов ФРГ и США,  а также химический анализ образцов вулканических отложений  из  древних памятников  Сальвадора  позволили   твердо установить,  что источником всех   названных   природных    катаклизмов   был   вулкан    Илопанго, расположенный в 75 километрах к востоку от Чальчуапы.

В результате его извержения, происшедшего где-то ближе к рубежу нашей эры,  вся зона Чальчуапы,  долина Рио  Пас   и  большая  часть  горных юго-восточных  районов майя были покрыты толстым слоем вулканического пепла.

Реальный ход событий реконструирован  сейчас   учеными  с  достаточной полнотой.  Судя  по  характеру  и   толщине  вулканических  отложений, извержение  Илопанго  протекало  в  три   этапа.  Сначала  наблюдалось выпадение  из  туч  довольно  крупных   частиц пемзы.  Они покрыли все пространство в радиусе 50 километров тонким слоем в 1-2 сантиметра, а у   самого   вулкана   -   до    40   сантиметров.   Затем   последовал комбинированный удар - интенсивные пеплопады из туч и  мощные  потоки раскаленных газов,  пепла и пемзы, быстро катившиеся по склонам гор и погребавшие и сжигавшие на своем пути посевы,   леса и селения.  После него  остались отложения пепла в 20 сантиметров толщиной на площади в радиусе до 77 километров  и  6  метров   вблизи  вулкана.  И  наконец, повторные пеплопады и выбросы газов и "тефры"', распространявшиеся по поверхности земли, довершили опустошение прилегающей к ' Тефра- геологический термин, обозначающий отложение вулканического пепла.

го территории.  Мощность отложений белого пепла достигала на этот раз в среднем 0,5 метра, а вблизи источника извержения от 9 до 50 метров! Каково же  было  непосредственное   воздействие  этой  катастрофы   на население  горных  юго-восточных  районов   майя  и на судьбы майяской культуры в целом? Известное представление  об   этих    сложных   процессах   дает    нам сравнительная   геология.   Особенно   подходит  для  сопоставления  с Илопанго  случившееся  в  1943  году   извержение  вулкана  Парикутин, расположенного  в  320  километрах к западу от города Мехико.  Хотя и несколько меньшее по масштабам, данное извержение было хорошо изучено и  описано  специалистами-вулканологами.   А  кроме того,  наблюдается поразительное   сходство   природно-климатических    условий    района Парикутина  и  Западного  Сальвадора.   Мексиканский вулкан выбросил в возду^ огромную массу пепла. Местами его толщина достигла 150 метров, а  зона  распространения  - до 500 километров.  Извержение Парикутина нанесло сильный  удар  по  самым   основным  источникам  существования человека.  Многие реки и ручьи либо исчезли совсем,  либо,  напротив, резко увеличили объем воды.  Часть старых рек исчезла,  но  появились новые. Огромные участки земли лишились всей растительности - посевов, трав,  кустарников и деревьев.  Растения оказались очень уязвимыми по отношению  к  вулканическому пеплу.   Животные умирали как от вдыхания химически  вредного  пепла,  так  и   от  заглатывания  его  вместе  с растительной  пищей.  В  течение первого года после катастрофы земля, покрытая более чем 10-сантиметровым слоем тефры,   уже не годилась для возделывания.   С   большим    трудом,   используя  самые   совершенные сельскохозяйственные методы и машины, удалось через четыре года, да и то лишь на отдельных участках, вырастить весьма скромные урожаи. Было подсчитано,  что потребуется не  менее  200   лет  для  йосстановления нормального  покрова  лесной   растительности  близ  Парикутина  и еще большие сроки для ликвидации всех вредных последствий его воздействия на местную экологию.

Точно такие  же  данные  получены  и   в  Исландии - одном из наиболее активных вулканических районов мира. Здесь местные крестьяне покидали свои поселки в тех   случаях,   когда   слой    свежевыпавшего  пепла  достигал  10 сантиметров или больше. Восстановление плодородия почвы и пригодности ее  для  земледелия  происходило,  как правило,  лишь через несколько десятилетий.

"Исходя из  этого,-  заключает   американский  исследователь   Пайсон, Шито,-двухсотлетнее  опустошение  и   обезлюдение  значительной  части юго-восточной горной области майя   представляется  вполне  вероятным, притом  что пепел Илопанго был более вредным,   более обильным и более широко распространенным, чем в районе Парикутина".

Фактически за один лишь день роскошная тропическая растительность  на большей  части  Сальвадора  должна была превратиться в белую пустыню, лишенную почти всех признаков жизни.

Что же случилось тогда  с  людьми,   ставшими  жертвами  этой  ужасной природной   катастрофы?   Нет,   жителей  Чальчуапы  и  многих   других поселков,  расположенных  на  некотором   удалении  от  Илопанга,   не постигла печальная участь обитателей Геркуланума и Помпей. Их дома не были засыпаны  до  крыш  вулканическим   пеплом,  затоплены  грязевыми потоками или сожжены огненной лавой. Ведь не следует забывать, что их отделяло от разбушевавшегося  каменного   исполина  все-таки  солидное расстояние  в  75  километров.  Но общие масштабы катастрофы от этого отнюдь    не    уменьшаются.     Скудные    технические     возможности древнемайяского  земледельца,   вооруженного  лишь  каменным топором и палкой с заостренным концом,  не позволяли   ему  возделывать  поля  и выращивать урожай даже в том случае,  если почву покрывал тонкий слой вулканического пепла в 10 сантиметров толщины.   А в  действительности же   пепла   было  гораздо  больше.   И  этот  "мораторий"  на   всякую земледельческую деятельность оказывал  свое   воздействие  на  площади свыше 3000 квадратных километров! Даже если  взять  весьма  умеренную   для  оседлых  общин того времени плотность населения 10 человек на 1 квадратный километр,  то и  тогда около  30  000  человек  в  одно   мгновение  потеряли  все средства к существованию (земледелие,  охота,   собирательство).  Чтобы  избежать неминуемой голодной смерти,  они вынуждены были покинуть родные места и искать спасения в 52 них областях,  не  пострадавших  от   извержения.   И   действительно, археологические  исследования  показывают,   что  к  рубежу  нашей эры культура горных  майя  переживает  явный   упадок,  а  многие  местные селения прекращают свое существование. В то же время жители низменной лесной зоны майя на севере вступают в полосу   наивысшего  расцвета  - так  называемого  классического  периода   -  и прочно удерживают-свое лидерство вплоть до конца 1 тысячелетия и. э.

А не связаны ли  как-то  между  собой   эти  события?  Не  явилось  ли переселение  части  горных  майя  на   север после извержения Илопанго причиной, ускорившей формирование классической майяской цивилизации в данном районе? Тщательное изучение  всех  археологических   находок,  и  прежде всего керамики,  со всей территории майя позволило ученым предположить, что подобное развитие событий вероятно. В самом конце 1 тысячелетия до н.

э" то есть приблизительно в то же время,   когда произошло  извержение Илопанго,  на  севере,  в  низменной   лесной зоне майя,  а точнее - в Петене  (Гватемала)  и  Велизе,   внезапно   происходят    удивительные перемены.  Население там более чем удваивается, и это хорошо видно по значительному росту числа обитаемых домов на поселениях.  Кроме того, в  местной культуре вдруг появляются новые,   чуждые здешним традициям черты -  новые  формы  керамики,   статуэтки,  орнаменты.  Среди  этой керамики  есть  ряд  изделий,  которые   очень  похожи  на  находки из Сальвадора, перекрытые слоем белого вулканического пепла из Илопанго.

Особенно  поразительно выглядит сходство таких специфических по форме сосудов,  как чаши на четырех полых ножках в виде женских грудей. Они практически идентичны, и археологи не могут, например, отличить такую керамику,  найденную в Бартон Рамье (Белиз),   от  керамики  Чальчуапы (Сальвадор).

Следовательно, гипотеза  о массовом переселении в конце 1 тысячелетия до н.  э.  жителей юго-восточной горной области майя,  пострадавших в результате  катастрофического извержения вулкана,  на север - к своим ближайшим сородичам, племенам равнинной лесной зоны,- выглядит весьма правдоподобно.   Однако   это    отнюдь  не  означает,  что   блестящая классическая цивилизация майя 1-IX веков н. э. в Южной Мексике и Северной   Гватемале   происходит    непосредственно   от   культуры переселенцев  из  горных  областей.   Скорее столь значительный приток населения с юга лишь убыстрил и  оживил  те   процессы  и  явления  по формированию государственности и цивилизации, которые уже наблюдались прежде у местных племен.  Миграция  из   Сальвадора  и  других  горных районов  Юго-Востока  была  не   первопричиной,  а катализатором этого процесса,  способствовавшим культурному расцвету майя  в  последующий период.

Так, по иронии судьбы катастрофические явления природы,  обернувшиеся трагедией для части горных майяских племен, стали могучим ускорителем прогресса для других областей.

В то  время  как  города  равнинной   лесной зоны майя вступили в свой "золотой  век",  на  юге,  в    горах   Сальвадора,   жизнь    медленно возвращалась в опустошенные извержением Илопанго земли. Дожди размыли и переотложили вулканический пепел.   Постепенно  восстанавливалось  и плодородие  почвы.  На покрытой белым саваном тефры земле пробивалась первая робкая растительность - мхи,  травы,   кустарники,  а позднее и низкорослые  деревья.  Но  люди  вновь   поселились  здесь,  на старом пепелище,  не  ранее  V-VI  веков  н.   э.  Видимо,  это  были  группы майя-чортй,  интенсивное проникновение которых на юг относится именно к данному периоду.

Хозяйство этих  новых  поселенцев   основывалось  на  земледелии:  они выращивали  на своих полях главным образом кукурузу (маис) и бобовые.

Оба вида растений были обнаружены недавно   археологами  в  прекрасной сохранности   при  раскопках  древнего   поселения  в  Серене  (долина Сапотитан, Западный Сальвадор).

Этот памятник     майя-чортй      можно     по       праву      считать центральноамериканскими  Помпеями.  Его   постигла  та  же трагическая участь, что и далекий римский город, погибший по ту сторону Атлантики в 1 веке н. э.

Необычайно сходны и все обстоятельства гибели обоих поселений. И если для  драмы  Серена  у  нас  есть   только  немой,  хотя  и  достаточно показательный археологический материал, то роковое извержение Везувия было подробно описано очевидцем - талантливым ским писателем Плинием Младшим (племянником знаменитого историка Рима Плиния Старшего).  В день катастрофы,  24 августа 79 года н.  э.,  он находился   в   25   километрах    от   проснувшегося   Везувия,     на противоположном берегу Неаполитанского залива.

"24 августа,-  пишет  Плиний,-  около   часа  дня  в  стороне  Везувия показалось  облако  необычайной   величины...  по  своей   форме    оно напоминало дерево,  именно сосну, ибо оно равномерно вытянулось вверх очень высоким стволом и  затем  расширилось   на  несколько  ветвей...

Спустя  некоторое  время  на землю стал падать дождь из пепла и куски пемзы,  обожженные и растрескавшиеся от жары;   море сильно  обмелело.

Между  тем  из  Везувия  в  некоторых местах вырывались широкие языки пламени и поднимался огромный столб огня,   блеск  и  яркость  которых увеличивались  вследствие окружающей темноты...   Мы видели,  как море втягивается  в  себя;  земля,   сотрясаясь,  как  бы  отталкивала   его прочь...  В  огромной  и черной грозовой туче вспыхивали и перебегали огненные зигзаги,  и она  раскалывалась   длинными  полосами  пламени, похожими  на  молнии,  но  только   небывалой величины...  Стал падать пепел, пока еще редкий, оглянувшись, я увидел, как на нас надвигается густой  мрак,  который  подобно  потоку,   разливался вслед за нами по земле.  Наступила темнота, но не такая, как в безлунную ночь, а какая бывает в закрытом помещении,  когда тушат огонь.  Слышны были женские вопли,  детский писк и крики мужчин:  одни   звали  родителей,  другие детей,  третьи жен или мужей,  силясь распознать их по голосам;  одни оплакивали гибель  своих  близких,   другие  в  страхе  перед  смертью молились;  многие воздевали руки к богам,  но большинство утверждало, что богов больше нет и что для мира настала последняя вечная ночь".

Обильные пеплопады и  камнепады   сопровождались  сильными  подземными толчками,  разрушившими много зданий в прилегающих к Везувию городах.

Тучи пепла и раскаленных газов, грязевые потоки и реки огненной лавы, быстро скатившись по крутым склонам вулкана, довершили эту вакханалию разрушений,  уничтожив  все  живое  на    многие   километры   вокруг.

Извержение  Везувия  в  79 году н.  э.   полностью стерло с лица земли цветущие римские города Помпеи,  Геркуланум и Стабий вместе со  всеми их жителями. Это была, бесспорно, одна из самых разрушительных катастроф древности,  сведения о которой дошли до наших времен.

Трагедия скромного земледельческого поселка Серен в Сальвадоре,  хотя и  отличалась не меньшим драматизмом,  была гораздо более скромной по масштабам.  Археологи раскопали там лишь один большой  многокомнатный дом  и  расположенную  неподалеку  от   него "рабочую платформу".  Обе постройки сооружены из дерева и обожженной глины.   Столбы-опоры несли на  себе  высокую  крышу  из пальмовых листьев.  В доме найдено много глиняных сосудов,  а в одном из них даже уцелела горстка  фасоли.  На рабочей  платформе  в изобилии представлены различные каменные орудия со следами  обработки.  Возможно,  это   была  местная  мастерская  по выделке  инструментов и оружия.  Но самое удивительное - это то,  что рядом с домом  обнаружено  небольшое   прекрасно  сохранившееся  поле, возделанное   и  засеянное  в   древности  маисом.  Маис  был   посажен параллельными грядками,  удаленными на расстояние 50 сантиметров друг от  друга,  и  к  моменту гибели поселка его ростки достигли уже 5-10 сантиметров высоты. Столь редкой сохранности этих уникальных объектов мы обязаны тем же самым силам природы, которые уничтожили поселок.

В VI  веке  н.  э.  произошло   извержение близлежащего вулкана Лагуна Кальдера,  опустошившее сравнительно небольшую территорию в несколько квадратных километров. Однако поселок Серен находился как раз на пути смертоносных газово-пепельных потоков,  и он был мгновенно уничтожен.

Вряд  ли  удалось  спастись  хоть   одному из его жителей.  Катастрофа разразилась так внезапно и развивалась   настолько  стремительно,  что застала людей врасплох.  Они были заблокированы в домах массами пепла и грязи и  задохнулись  от  раскаленных   газов.  В  одной  из  комнат раскопанного   археологами   жилища    в   беспорядке   лежала    груда

человеческих скелетов - женских,  детских,   мужских. Видимо, это были все обитатели большого дома, тщетно искавшие в родных стенах спасения от ярости стихии и принявшие здесь   мученический  конец.  Но  плотная пелена  вулканического пепла,  накрывшая вскоре эти скорбные останки, полусгоревшие строения и маисовое поле,  как   бы  "законсервировала", спасла их от последующего разрушения, обеспечив всем органическим ществам прекрасную  сохранность.  Судя   по  величине  ростков  маиса, катастрофа в Серене  произошла  либо  в   мае,  либо  в  начале  июня.

Кушсуилько.  Далеко  к северо-западу от горных хребтов Сальвадора,  в самом центре Мексики,  находится плодородная долина  Анахуак  (долина Мехико).   Эта   благодатная    долина   была   местом   рождения  трех последовательно  сменявших   друг    друга   древних   цивилизаций    - теотихуаканской (1 тыс. н. э.), тольтекской (X- XIII вв.) и ацтекской (XIII-XVI вв.),  оставивших  заметный  след   в  истории  доколумбовой Америки.   Она   представляет  собой   обширную  овальную  выемку  112 километров длины и 64 километров ширины.  В южной ее части  находится столица  страны  -  город  Мехико,   построенный в XVI веке испанскими конкистадорами на развалинах ацтекского Теночтитлана.  Высокие горные цепи окружают долину почти со всех сторон. А на юговостоке ее, словно два гигантских недремлющих стража,   возвышаются  вулканы  -  покрытый вечными  снегами  Попокатепетль  ("Курящаяся   гора")  и  его спутница Икстасихуатль ("Белая  женщина").  Есть   здесь  и  другие  вулканы  - помельче.  Часть из них - постоянно действующие. Другие же молчат уже многие столетия,  по  крайней  мере  на   протяжении  всей  письменной истории Мексики.

Долина Мехико  издавна  манила к себе людей.   Ее обнаружили и освоили еще первобытные охотники на мамонтов, и это случилось примерно 25--20 тысяч лет назад.  Позднее,  в 1 - начале II тысячелетий н.  э.,  сюда вновь и вновь врывались с севера орды диких кочевых племен,  вытесняя или  порабощая  более  ранних   обитателей,  уже  достигших известного уровня цивилизации.  Каждый народ,  каждая культура  оставляли  здесь после  себя  вполне  осязаемые  следы в виде руин городов,  селений и могильников. И поэтому долина Мехико буквально "нашпигована" древними памятниками  самых  разных  эпох.  Но   именно  это и создавало всегда дополнительные трудности для исследователей,   пытавшихся проникнуть в далекое  прошлое  одного  из  важнейших центров доколумбовой Америки.

Прежде  всего  требовалось  установить   последовательность  важнейших этапов   в   развитии  местных   культур.  Однако  письменная  история Центральной Мексики не уходила глубже Х века н.   э.  Благодаря старым индейским хроникам были известны   ацтеки  и  тольтеки.   Им  и  приписывали  прежде  все обнаруженные древности,  в изобилии встречавшиеся на поверхности и  в глубинах земли.  Позднее,  по мере накопления опыта и знаний,  ученые все чаще стали встречать остатки древних культур, не укладывавшихся в прокрустово  ложе  старых  схем  и воззрений.  Возникла необходимость дальнейшего  подразделения  истории   этого  края  на  соответствующие эпохи. У предков современных мексиканцев находились все более дальние предшественники.

Еще во второй половине XIX века французы из   экспедиционного  корпуса Наполеона  III  нашли в Центральной Мексике несколько грубых глиняных статуэток очень архаичного облика.  Но значения этой находки никто не понял:  ученые мужи в музеях и университетах упорно считали тольтеков и ацтеков самыми древними обитателями страны.

Лишь в 1907 году археолог Зелия Нутталь ((?ША)   приобрела  у  рабочих каменоломен г.  Мехико очень похожие грубые глиняные фигурки, которые регулярно добывались ими из-под слоя окаменевшей лавы - Педрегаль, на окраине  мексиканской  столицы.  Это свидетельствовало о значительном возрасте находок,  хотя и не  решало   вопроса  об  их  соотношении  с памятниками уже известных доиспанских культур.

И вот  в  1910  году  мексиканский   археолог Мануэль Гамио осуществил первые стратиграфические  раскопки  в   долине  Мехико  и  по  глубине залегания  установил,  что такие "архаические" статуэтки предшествуют во времени и тольтекским и ацтекским изделиям. Так была открыта новая "архаическая" (или доклассическая) эпоха в истории Древней Мексики.

Самому М.  Гамио  удалось  вскоре   раскопать материалы "архаического" времени,  залегавшие под слоем окаменевшей лавы в Копилько.  А в 1922 году  нагромождения  застывшего лавового потока - Педрегаля и скрытые под ним следы деятельности древнего человека привлекли  внимание  еще одного  ученого - профессора Аризонского университета (QIIIA) Байрона Кэммингса.

После долгих  поисков  он  наткнулся   на  большой,  заросший   густым кустарником  холм,  одиноко  стоявший   в нескольких милях к югу от г.

Мехико, близ дороги, ведущей в г. Куэрнаваку. Местные жители называли его Куикуилько. Холм  был  закован  со  всех   сторон  в  прочный  панцирь окаменевшей лавы, которая происходила из близлежащего вулкана, Шитли.

Правильная   круглая   форма  и   некоторые  другие  внешние  признаки позволяли   предполагать,   что    этот   холм   имеет    искусственное происхождение.  И  Б.  Кэммингс  решил проверить только что возникшую догадку.  Девять  месяцев,  с  июля   1924  по  сентябрь  1925   года, экспедиция   американских   и    мексиканских  археологов  вела   здесь интенсивные  раскопки.  Прочный   базальтовый  пояс  лавового    потока надежно   защищал  скрытую  под  ним   древнюю  постройку  от  всякого проникновения извне.  Поэтому его часто приходилось рвать  динамитом.

На  твердом  камне быстро тупились лезвия железных лопат и кирок.  Но хотя и медленнее,  чем хотелось  бы   исследователям,  дело  двигалось вперед.   Постепенно  из  первозданного   хаоса  камней  и  щебня  все отчетливее  проступали  очертания   огромной   ступенчатой   пирамиды, имеющей  странную круглую форму.  Диаметр ее основания достигал почти 135 метров,  а высота - около 24 метров.   Пирамида представляла собой усеченный  конус  из  четырех   постепенно уменьшающихся ярусов.  Одна широкая каменная лестница вела наверх,  к плоской платформе с алтарем в виде подковы.

Основу сооружения   составляла    насыпь   из  глины  и  песка,   грубо облицованная   снаружи   глыбами    лавы,   булыжником   и    сырцовыми кирпичами-адобами.  Примитивная  техника   строительства  и отсутствие регулярной  каменной  кладки,  бесспорно,    указывали   на   глубокую древность  пирамиды.  К  тому же на ее ярусах и вокруг основания были найдены только материалы "архаической" эпохи, точнее, самого позднего ее этапа.

Видимо, пирамиду  в  Куикуилько  можно   считать одной из самых ранних крупных каменных построек Мексики.  И в этом плане  ее  значение  как прототипа   древнемексиканской    архитектуры   можно  сопоставить   со ступенчатой пирамидой Джосера в Египте эпохи первых фараонов.

Но каков же был действительный  возраст   колосса  из  Куикуилько?  Во времена  Б.  Кэммингса  точные  методы   археологических датировок еще отсутствовали  да  и  способы   определения  относительной  хронологии изучаемых объектов только зарождались.  И тогда вспомнили о том,  что круглая пирамида - не простой  археологический   памятник,  а  древнее сооружение, погибшее в аультате крупной  природной  катастрофы.   Заваленная  грудами черного пепла  и  залитая  огненной  лавой,   она  стала  жертвой  гигантского извержения расположенного неподалеку вулкана,   Шитли. Достаточно было узнать у геологов точную  дату  указанного   извержения,  и  вопрос  о возрасте пирамиды решался сам собой.  В 1925 году один новозеландский геолог определил время появления лавы Шитли "со   всей  доступной  его науке точностью":  извержение произошло,   по его словам, где-то между 2000  и  7000  лет  назад!  Для   геологии  разница  в  в   5000    лет действительно  представляется ничтожной,   но у археологов после такой "точности" бессильно опустились руки. Лишь появление радиоуглеродного метода  датировки  древних  органических   веществ в 50-х годах нашего века  позволило  наконец  установить,   что  гигантская   пирамида   в Куикуилько была сооружена в самом конце 1 тысячелетия до н. э.

Правда, короткое  время  спустя  и  сама пирамида и большое поселение "архаических" земледельцев, существовавшее вокруг нее, были полностью уничтожены.  Неказистый  на  вид вулкан;   Шитли не только стер с лица земли этот цветущий оазис,  но и затопил раскаленной  лавой  обширный район на юге долины Мехико.  Мрачный Педрегаль - изрезанное глубокими трещинами огромное  поле  окаменевшей   лавы  лилово-черного  цвета  - наглядный  памятник  гигантской катастрофы,   произошедшей здесь около 2000 лет назад.  Яркое описание этого или иного близкого по характеру природного катаклизма сохранилось до наших дней в старинной ацтекской хронике - "Кодекс Чимальпопока": Затем было создано третье Солнце.  Его   знаком  был  "Доясдь-4".  Оно называлось  "Солнцем  огненного  дождя".   В  это время выпал огненный дождь.  Те,  кто тогда жили, все были сожжены. И в эпоху этого Солнца выпал  также дождь из мелких И говорят,  что именно в это время упали сверху камв которые мы сейчас видим,  что кипел от жара камень "тесонтли"' и  что тогда появились скалы красного цвета.

' Тесонтли (tezontly) - ацтекск., вулканический камень, ска- листая порода,  известная геологам  как   "амигдалоид";  этот  камень, образовавшийся    при   извержении    близлежащих   вулканов,   широко использовали впоследствии при строительстве зданий города Мехико.

Более точное  описание  вулканического   извержения  трудно   себе   и представить.  И  неважно  в  конечном   счете,  идет  ли здесь речь об извержении Ахуско,,  Шитли или какого-нибудь   другого  пробудившегося вулкана Мексики.  Следы этих природных катастроф навечно остались и в

индейских  преданиях,  и   в    складках   местного   рельефа.    Самым красноречивым   памятником   разгула    подземных   стихий   является, бесспорно,  уже упоминавшийся Педрегаль.   Под  этим  тяжким  каменным панцирем  лежат  древние  дома,   святилища,  могилы,  оружие и утварь первых земледельцев Мексики.  Здесь погребены надежды и чаяния целого народа,  упорно  пробивавшего  себе путь к вершинам цивилизации.  Эти люди достигли уже многого.  Они изготовляли изящную  и  разнообразную посуду,  строили  прочные  глинобитные   жилища и пирамидальные храмы.

Преуспели они и  в  развитии   всевозможных  ремесел  и  торговли.   Им удалось создать сложные философские и религиозные учения, хранителями которых стала нарождавшаяся каста жрецов.

Но решающий шаг к более развитым формам культуры сделать им так и  не пришлось.  Произошла историческая нелепость. Неукротимые силы природы вновь властно вмешались в  судьбы   человечества.  И  население  южной части  долины  Мехико - предки индейцев нахуа - вынуждено было спешно оставить обжитые земли и искать спасения в   других  местах.  Основной поток  переселенцев из района Куикуилько устремился,  повидимому,  на север и северо-восток,  к Теотихуакану - еще   одному  важному  центру культуры   индейцев   нахуа,    находившемуся   в   50    километрах  к северо-востоку  от  современной   мексиканской   столицы.    Существует гипотеза,   что  именно  это  событие   ускорило  становление  местной цивилизации в начале новой эры. Во всяком случае расцвет Теотихуакана действительно   начинается  вскоре   после  описанной  выше  природной катастрофы и предполагаемого переселения ряда   племен  с  юга  долины Мехико на север.

Глава v Царская гробнице Паленке: легенды и факты В один из жарких июньских дней 1952 года случайный прохожий  или  турист,   ненароком  оказавшийся  в джунглях  мексиканского  штата  Чьяпас,   среди  руин  древнего города Паленке,  мог  наблюдать  довольно   странную  картину.   По   крутой, усыпанной щебнем лестнице,  ведущей на вершину многоярусной пирамиды, поспешно карабкалась группа вполне респектабельных людей. Там, наверху, на фоне бездонного голубого неба и  быстро бегущих облаков гордо парил в воздухе изящный каменный храм с узорчатым гребнем на крыше.  Но вот последние ступени преодолены, и люди,   еще  не  переведя  дух   после  невероятно  тяжелого  подъема, столпились   на   плоской    вершине   пирамиды.   Отсюда,    почти   с двадцатитрехметровой  высоты,  открывался   удивительный  вид  на весь древний  город,  история  которого   насчитывала  без  малого   десять столетий.  Он существовал с конца 1 тысячелетия до н.  э.  по конец 1 тысячелетия н. э.

Очертания большинства его зданий едва угадывались под густым покровом вечнозеленых  джунглей.  Но в центре города сразу в нескольких местах над лесными зарослями встают,  словно белые призраки,  руины наиболее крупных  архитектурных  сооружений Паленке :  квадратная,  похожая на колокольню  средневекового   собора    башня   дворца   и    грациозные храмы-близнецы  на  высоких пирамидальных основаниях - "Храм Солнца", "Храм Креста", "Храм Лиственного Креста", "Храм Надписей"'.

Древние майя выбрали для строительства   Паленке  удивительно  удачное место.  С  юга  город  был  защищен   стеной  скалистых горных хребтов чьяпасской Сьерры. Бесчисленные группы зданий разбросаны по холмистой равнине,  покрытой густым тропическим лесом и пересеченной множеством рек и ручьев,  берущих начало в горах. Основная часть города (площадь около  19  гектаров)  расположена  на   естественной  платформе-плато, которая возвышается над  окружающей   равниной  почти  на  60  метров.

Красоту  местного пейзажа и удивительно гармоничное включение древней архитектуры  в  складки  рельефа   отмечают  буквально  все,  кто  там побывал. Руины Паленке обладают особым очарованием. Вот как описывает первую встречу с городом французский путешественник  Мишель  Пессель.

"Величественные белые и серые здания на горном уступе поднимались над морем зелени,  и все же джунгли не отступали от города, сбегая к нему по склонам окружающих гор.

' Все названия в Паленке, в том числе и название самого горо- да ("паленке" -исп.- "изгородь",  "ограда"), носят условный характер, и  зачастую  даны  современными   исследователями  по  чисто случайным признакам.  "Храм Надписей" был назван так потому,  что в  нем  нашли плиту с длинной надписью из 620 иероглифов.

Эта картина   в  таком  диком,   безлюдном  месте  произвела  на   меня неотразимое  впечатление.   Руины    вообще   таят   в   себе    особое романтическое очарование, а руины Паленке, возникающие так неожиданно среди бескрайнего лесного океана, просто потрясали. Здесь передо мной предстала загадка столетий, загадка цивилизации, гибшей и  исчезнувшей,  но  все еще удивительным образом продолжающей жить в этих грандиозных постройках - свидетелях былого  могущества  и славы".

Близость Мексиканского  залива  и  двух   крупнейших  рек  Центральной Америки-Грихальвы и  Усумасинтыоблегчали   городу  связи  с  соседними областями.  Драгоценный зеленый нефрит,   ломкий и острый, как стекло, обсидиан,  причудливые морские раковины, отливающие изумрудным цветом перья царственной птицы кецаль из лесов Гватемалы, бобы какао и шкуры пятнистых ягуаров - да мало ли других   диковинных  товаров  стекалось когда-то  на многолюдные рынки Паленке!   Расцвет города приходится на V-VIII века н. э. Его правители не раз покрывали себя славой на полях сражений.  Его  архитекторы  воздвигали   высокие  пирамиды  и храмы и заключили в каменную трубу норовистый ручей Отолум. Его жрецы изучали небесный  свод,  проникнув  в  самые   глубокие тайны мироздания.  Его художники и скульпторы воплотили в камне и алебастре свои бессмертные идеалы.

Но в  конце  1  тысячелетия  н.  э.   Паленке переживает явный упадок.

Внутренние неурядицы и особенно нашествие воинственных  племен  извне подточили его жизненные силы,  и город вскоре погиб, а его безмолвные руины были надежно спрятаны природой в непроходимой лесной чаще.

Паленке пришлось открывать заново уже  в   наши  дни.  И  сделали  это путешественники  и ученые из многих стран Европы и Америки.  Но самый значительный вклад внес в исследование города   мексиканский  археолог Альберте  Рус  Луилье  - начальник крупной археологической экспедиции Национального института антропологии и истории (Мексика).

Мы не знаем, о чем именно думал он тогда, 15 июня 1952 года,  стоя  на  вершине  пирамиды "Храма Надписей".  О былом ли величии древнего города или же о тех неимоверных трудностях,  которые пришлось  преодолеть  ему  и  его   коллегам  на пути к заветной цели? Правда, теперь все это осталось позади. Еще одно последнее усилие - и многовековая тайна пирамиды будет раскрыта.  А началось все это ровно четыре года назад,  когда А.  Рус,  выбирая объект для своих  будущих исследований,   обратил   внимание    на-почти   неизвестный  до  того архитектурный памятник - "Храм Надписей".

После первого же осмотра  ученый  заметил,   что  пол  этого  изящного трехкомнатного  здания  в отличие от других храмов Паленке был сложен из больших каменных плит,  одна из которых имела по  краям  несколько отверстий,  заткнутых  каменными же пробками.  Видимо,  эти отверстия предназначались для поднимания и опускания плиты на свое место.

"Изучая возможное назначение этой плиты,- вспоминает Рус,- я заметил, что  стены храма уходят ниже уровня пола - явное доказательство того, что внизу имеется еще одна постройка".

И действительно,  подняв  плиту  и   начав  там  раскопки,  он  вскоре обнаружил  начало  туннеля  и   несколько  ступенек каменной лестницы, ведущей вниз, в глубину гигантской пирамиды. Но и туннель, и лестница были  плотно  забиты громадными глыбами камня,  щебнем и землей.  Для того чтобы преодолеть эту неожиданную преграду,   потребовалось  целых четыре  полевых сезона тяжелого и мучительного труда.  А каждый сезон длился по 2-3 месяца.  Всего было расчищено два пролета лестницы с 66 крутыми  ступеньками.  В  самом  ее   начале  археологи нашли тайник с ритуальными приношениями в виде двух нефритовых   колец,  служивших  у древних  майя  украшениями  для  ушей.   Другое  приношение  лежало  у подножия  лестницы,  в  специальном   каменном  ящичке:  ожерелья   из нефритовых   бус,  большие  раковины,   наполненные  красной  краской, глиняные вазы и громадная жемчужина диаметром 13 миллиметров.

Дальпте путь был закрыт поперечной каменной стеной. Когда ее сломали, то  вновь  пришлось разбирать завалы из сцементированного известковым раствором щебня.  В конце концов коридор уперся в какую-то  подземную камеру,  вход  в которую преграждала необычайная,  но вполне надежная "дверь" - гигантский треугольный камень весом более тонны.  У входа в камеру  в  некоем подобии гробницы лежали плохо сохранившиеся скелеты пяти  юношей  и  одной  девушки,   погибших  насильственной   смертью.

Искусственно  деформированная лобная часть черепа и следы инкрустаций на зубах говорят о том,  что это не  рабы,   а  представители  знатных майяских фамилий,  принесенные в жертву по какому-то особенно важному и торжественному случаю.  Только теперь   Русу  стало  ясно,  что  все потраченные усилия не были напрасными. 15 июня 1952 года рабочие сдвинули наконец с места массивную треугольную "дверь",  и ученый с волнением  вступил под  своды какого-то подземного помещения,   таившего в себе множество неожиданных  находок  и  сюрпризов.   "Я  вошел  в  эту    таинственную комнату,- вспоминает А.  Рус,- со странным чувством, естественным для того,  кто впервые переступает порог тысячелетий. Я попытался увидеть все  это  глазами  жрецов  Паленке,   когда  они  покидали склеп.  Мне хотелось снять печать времени и услышать под этими  тяжелыми  сводами